— И? — непонимающе протянула Нинель. — Почему вы продолжаете мучить этого бедного израненного мужчину? Почему не облегчите его страдания?
— Мужчину? — переспросил с какой-то странной интонацией Залин. — О нет, любезная Нинель, вы глубоко ошибаетесь. Перед вами лежит женщина. Причем отлично вам знакомая.
Воспитательница нахмурилась, не понимая, о чем он говорит. Вот этот жалкий окровавленный кусок сырого мяса — женщина?!
— Я не понимаю, почему она еще жива, — неожиданно подала голос целительница. Гулко сглотнула слюну, бросила молниеносный взгляд на пол и опять уставилась перед собой. — Это невероятно, немыслимо! У нее в теле не осталось, по-моему, ни одной целой кости. Практически все органы превратились в фарш. Но ее сердце еще бьется. Как такое возможно? Мне даже не удается снять боль. Никакие заклинания не действуют, будто кто-то не позволяет колдовать. Это… Это дело рук Галаша. Так, и только так. Но как он посмел столь дерзко колдовать в монастыре Пресветлой богини?
Целительница с тяжким вздохом отвернулась. Оперлась на руку ближайшего воина и отошла к стене, где запрокинула голову вверх, безуспешно пытаясь остановить слезы.
— Вот вам и ответ, почему мы оставили несчастную в подвале. — Залин потер лоб. — Я не представляю, как перенести матушку Серафию, не убив ее этим.
— Что?! — Нинель задохнулась от волнения. Схватилась рукой за грудь, пытаясь успокоить зашедшееся от боли сердце. — Это… это Серафия? Но как? Почему?
— Откуда я знаю, — оборвал ее Залин, досадливо поморщившись. — Настоятельницу нашла одна из послушниц, которая должна была убраться в подвале. Понятное дело, упала в обморок, после чего… хм-м… прочистила желудок и опять рухнула без сознания. Очнулась, кое-как выползла наверх. Слава Пресветлым богам, девица оказалась достаточно разумной, несмотря на слабые нервы. Хотя… Полагаю, тут любому, даже моим парням, было бы весьма непросто совладать с собой. Так или иначе, но послушнице хватило ума не поднимать вой и крик на весь монастырь. Она разбудила помощницу Серафии, та отправила за нами, а мы разыскали целительницу Таилию. Правда, не очень-то она нам помогла.
В последней фразе Залина скользнула горькая ирония. Он присел на корточки и легонько коснулся Серафии. Та мучительно замычала, но не смогла открыть заплывших глаз. Впрочем, Нинель не была уверена, что они у нее еще остались.
— Кто это мог сотворить? — прошептала воспитательница. Сделала шаг назад, пошатнулась и наверняка упала бы, если бы ей на подмогу не пришел ближайший мужчина.
— Не знаю, — задумчиво протянул Залин. — Я даже не могу представить, чтобы человек был способен на такое. Но кто еще? Не сама же она так себя изувечила.
— Возможно, дикий зверь? — робко проговорила Нинель, но тут же осеклась, осознав, насколько глупо прозвучало ее предположение.
— Дикий зверь не появляется из ниоткуда и не пропадает после нападения. — Залин негромко хмыкнул и кивнул куда-то в сторону. — А еще он не оставляет подобных следов.
Нинель невольно посмотрела туда, куда указывал мужчина. Удивленно вздернула брови, увидев грубо нацарапанный знак богини Смерти — разорванный молнией круг.
— И еще один символ на другой стене. — Залин встал и подошел к ней. Задумчиво провел пальцами по глубоким царапинам. — Странно. Я бы сказал, что это сделано когтями. Или…
Тут он запнулся, нагнулся ближе, почти уткнувшись носом в знак, и что-то подцепил. Нинель прищурилась, пытаясь понять, что это. Мужчина сжимал в пальцах какую-то тонкую бесцветную пластинку.
— Ноготь, — чуть изменившимся голосом заключил Залин. Перевел взгляд на Серафию, которая вновь начала что-то слабо мычать, дергаясь на полу.
— Вы думаете, это она сделала? — ахнула Нинель. — Но это же невозможно!
— Здесь произошло слишком много невозможного, чтобы отрицать какую-либо вероятность, — отрезал Залин. — Могу поклясться, что у нее на руках не осталось ни одного ногтя. Но зачем она это сделала? Что хотела показать?
Серафия застонала громче. Целительница, замершая в отдалении, с явной неохотой шагнула к ней. Простерла руки ладонями вниз, и татуировка налилась цветом. Сначала нежно-салатовым, как молодая весенняя листва, затем все более и более темным. Нинель нахмурилась. Насколько она помнила, все должно было происходить иначе.
Внезапно линии татуировки почернели. Женщина вскрикнула от боли, отчаянно затрясла руками, будто сбивая невидимое пламя.