Шум в коридоре усилился. Теперь в возгласах угадывался настоящий ужас, словно все рассуждения воспитательницы пошли прахом, и монастырь вот-вот падет на милость загадочным захватчикам. Однако со двора при этом не было слышно ни звука. Странно. Если бы ворота штурмовали, то именно оттуда бы сейчас доносились голоса и крики.
Не в силах больше терпеть муки любопытства, смешанного в равных долях с беспокойством, Нинель откинула одеяло и с трудом опустила распухшие от старости и нескончаемой боли ноги на пол. Прошаркала к двери и прильнула к ней, пытаясь понять, что там происходит, но не смея пока высунуть нос за пределы комнаты. Если окажется, что на монастырь действительно напали, то, возможно, она сумеет задвинуть тяжелый дубовый засов и постарается спрятать Шанаю так, чтобы ее никто не нашел. И в любом случае будет стоять на ее защите до последней капли крови.
— Что там?
Нинель едва не подпрыгнула от неожиданности. Обернулась к встрепанной, зевающей Шанае, которая сидела на кровати и с нескрываемым интересом следила за ее действиями.
— Тихо! — шикнула воспитательница, вновь приникая к двери. — Понять не могу, что происходит. Крики, крики, кто-то зовет на помощь. Неужели на нас напали?
Нинель не смотрела на девочку, все внимание обратив к двери, поэтому не заметила, как по губам Шанаи скользнула ядовитая усмешка.
— Значит, моя маленькая шалость открылась, — чуть слышно, себе под нос, шепнула она. — Хотелось бы знать: Серафия пережила эту ночь?
— Пожалуй, стоит рискнуть, — проговорила Нинель, занятая своими тревогами, и нерешительно взялась за дверную ручку. — Сдается, крики усиливаются.
Шаная легко соскочила с кровати. Накинула поверх короткой ночной рубашки, доходящей всего до середины бедра, пуховой платок. Нинель собралась было приказать ей сидеть в комнате и не высовываться, но не успела. Дверь, которую она так и не осмелилась потянуть на себя, вдруг резко распахнулась, едва не снеся ее с ног. Старая женщина болезненно охнула, получив увесистый удар по плечу, и отлетела в сторону, упав на пол. Шаная с приглушенным испуганным восклицанием кинулась ей на помощь.
— Ох, простите.
На пороге стоял Залин. Хмурый, невыспавшийся, в одежде, натянутой явно впопыхах. Увидев, что он натворил, мужчина шагнул к Нинель, нагнулся и бережно подхватил ее под локоть, поднимая на ноги.
— Все в порядке. — Нинель растерянно улыбалась, потирая пострадавшее плечо. — Я сама виновата. Ой!
Осознав наконец-таки, что стоит в одной ночной рубашке перед почти незнакомым мужчиной, воспитательница залилась густым румянцем стыда. Судорожно скрестила на груди руки, пытаясь загородиться от внимательного взгляда Залина, который сначала скользнул по ней, а потом переметнулся к Шанае.
— Простите, — повторил Залин, без особых проблем поняв, что именно послужило причиной смущения воспитательницы. Торопливо отвернулся, позволяя Нинель накинуть халат. — Простите во имя Пресветлой богини! Я должен был постучаться, но как-то вылетело из головы. Вся эта суматоха, крики, переполох… Я должен был убедиться, что с принцессой все в порядке.
И мужчина вновь, на этот раз уже с откровенной подозрительностью, посмотрел на Шанаю. Та в ответ вскинула брови, всем своим видом выражая невинное удивление, и захлопала длинными ресницами.
— А что случилось? — Нинель подковыляла к креслу и торопливо облачилась в длинный халат. С заметным облегчением перевела дыхание, довольная, что больше ничего в ее виде не противоречит правилам приличия.
— Да так, — уклончиво отозвался Залин. Пожал плечами и вдруг с жадным вниманием подался вперед. — А вы ночью не слышали ничего подозрительного?
— А должны были? — вопросом на вопрос ответила Нинель. Совершенно искренне всплеснула руками. — Вряд ли. Мы с Шанаей легли очень поздно. Только задремали — как началась эта кутерьма.
Шаная чуть слышно досадливо цокнула, недовольная ненужными откровениями воспитательницы. Стоило ее предупредить о том, чтобы помалкивала, пока не спросят, или же сразу сказала бы, что провела всю ночь в одной комнате вместе с принцессой. Но с другой стороны — как это можно было осуществить? Признаться, что, мол, дорогая воспитательница, я сделала очень плохую вещь с Серафией и боюсь, что меня за это покарает инквизиция? Нет, чушь. Но неужели кто-нибудь заподозрит ее в том, что произошло с настоятельницей? Тени обещали, что все пройдет без малейших осложнений.