40 
— Да что ты будешь делать! — шепотом выругалась она, когда до нее дошел смысл последней осторожной мысли. — Серафия, ты с ума сходишь! Нет тут никого, нет, понимаешь?
Фитилек, плавающий в лампе и надежно укрытый от легчайших дуновений ветерка, вдруг рассыпался яркими разноцветными искрами, зашипел и потух, изойдя на тонкую струйку дыма.
— Галашье отродье! — выругалась Серафия, в панике слепо зашарив рукой по прикроватному столику в поисках огнива. Лампа полетела на пол с жалобным звоном. Глиняная плошка от удара разбилась, расплескав масло. Женщина добавила еще несколько грубых слов, которые вряд ли кто-нибудь ожидал услышать от настоятельницы монастыря Пресветлой богини. Замерла, когда в ответ раздалось слабое издевательское хихиканье.
— Что? — Серафия прищурила глаза, пытаясь понять, показалось ли ей, или тень от письменного стола, стоящего около окна, действительно передвинулась на несколько шагов к кровати. Напрягла весь слух. — Тут есть кто-нибудь?
Корпус жил своей особой ночной жизнью. В коридоре слышался присвист постоянного сквозняка, старые полы скрипели, будто по ним кто-то ходил, в общем — как обычно. Серафия слышала эти звуки уже очень много раз, и никогда они не казались ей подозрительными или пугающими. Однако сейчас женщина почему-то дрожала. Не только от холода, но и от непонятного чувства, будто рядом притаился смертельно опасный зверь.
И опять чуть слышное, практически на самой грани восприятия слуха, негромкое хихиканье. Неприятный скрежет, как будто кто-то провел когтями по полу. Пятно мрака прямо на глазах вновь начало двигаться. Подползло вплотную к кровати и вольготно расположилось на спинке прямо напротив опешившей женщины. Плотная субстанция казалась живой.
— Кто… кто ты? — заикаясь, с трудом выдавила из пересохшего горла Серафия. — Что происходит?
Сгусток тьмы соскользнул на простыню. Серафия судорожно поджала ноги, почувствовав, как пальцы моментально заледенели, будто их окунули в прорубь.
— Что за шутки?! — Настоятельница гневно выпрямилась, решив воспользоваться старым добрым методом. Никогда не показывай, что боишься, лучше бей на опережение. — Кто-то завтра точно умоется слезами, отхватив по первое число. А ну брысь! Иначе совсем рассвирепею.
Серафия запнулась, почувствовав, как волна холода перехлестнула ноги и поднимается все выше и выше. Резко соскочила с постели, намереваясь броситься в коридор. Ахнула от боли, когда под босыми ступнями захрустели глиняные осколки разбитой лампы, однако нашла в себе силы сделать несколько шагов по направлению к двери, оставляя на полу кровавые отпечатки ног. Однако когда до порога оставалось совсем ничего — только протяни руку — перед ней откуда-то с потолка упал знакомый сгусток тьмы. Женщина замерла, чувствуя, как от ужаса волосы на голове встают дыбом, а сердце вдруг замерло, рискуя навсегда остановиться, но уже через миг зашлось в бешеном ритме.
— Кто вы? — чуть не плача, спросила Серафия. Попятилась было, но приглушенно вскрикнула, когда очередной осколок безжалостно впился ей в пятку. — Что вам от меня надо?
— Кнут… — Приглушенный свистящий шепот раздавался со всех сторон одновременно, поэтому женщина никак не могла понять, откуда идет угроза. Она стояла почти посередине комнаты, беспомощная, беззащитная, постоянно озираясь, а странный голос то приближался, то удалялся, будто его обладатель издевался над несчастной. — Кнут… Ты так часто избивала своих воспитанниц. Нравится боль и страдания?
— Прочь, создание Галаша! — Серафия скрестила перед собой указательные пальцы в тщетной и смешной попытке защититься от неведомого. — Мы на святой земле! Ты не имеешь права…
— А ты имела право? — Тьма недовольно зашуршала, придвигаясь ближе, лизнула кожу Серафии, соленую от пота. — Хочешь прогуляться в подвал?.. Там в стены въелись крики. Воздух пахнет кровью и отчаянием. Тебе наверняка понравится. Тебе ведь всегда это нравилось.
— Нет! — Серафия изо всех сил зажмурилась и отчаянно затрясла головой, пытаясь отогнать наваждение. — Нет, это все ненастоящее! Просто кошмар. Сейчас я открою глаза — и проснусь в кровати. Да, так и будет.
С этими словами женщина взглянула перед собой. Осеклась, с тихим мучительным стоном схватившись за виски, в которых забилась свинцовая боль.
Она стояла в пустом гулком подвале. И сама не понимала, как здесь очутилась.
40 
