Она вырвала у него руки и бросилась к двери.
— Я должна идти! — воскликнула она с паническими нотками в голосе. — Я не могу больше оставаться с вами.
— Куда вы идете? — спросил Джеймс, следуя за ней.
— Домой.
Он протянул руку, удерживая ее.
— Вы никуда не пойдете одна. Уже стемнело, и кругом полно подвыпивших гуляк.
— Но…
— Мне плевать, что вы ненавидите меня, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Одна вы из этой комнаты не выйдете.
Элизабет бросила умоляющий взгляд на Блейка.
— Тогда, может, вы проводите меня домой? Прошу вас.
Блейк встал и, встретившись на короткое мгновение взглядом с Джеймсом, кивнул:
— Почту за честь.
— Позаботься о ней, — буркнул Джеймс. Блейк снова кивнул:
— Можешь не сомневаться. — Он взял Элизабет под руку и вывел из комнаты.
Проводив их взглядом, Джеймс прислонился к стене. Тело его сотрясалось от эмоций, которые он сдерживал весь вечер. Ярость, обида, раздражение, даже досада — в конце концов, он-то не получил никакого удовольствия от эпизода в роще. Все это клокотало в нем, пожирало изнутри, затрудняло дыхание.
Он услышал негромкие звуки, похожие на всхлипывания, и поднял голову. Проклятие, он совсем забыл, что Кэролайн все еще здесь.
— О, Джеймс, — вздохнула она, — как вы могли?
— Ни слова, Кэролайн! — отрезал он. — Ни слова больше.
И бросился прочь, бесцеремонно расталкивая толпу в коридоре. В коттедже его ждет бутылка виски, в компании с которой ему, по всей видимости, и придется коротать остаток вечера.
Глава 19
Элизабет не понадобилось много времени, чтобы прийти к выводу, что Блейк Рейвенскрофт — несмотря на его дружбу с Джеймсом — очень мудрый человек. По пути домой он не пытался завести с ней разговор и не задавал нескромных вопросов. Он лишь успокаивающе похлопал ее по руке, заметив при этом:
— Если вам понадобится дружеское участие, Кэролайн будет счастлива оказать вам его.
Только по-настоящему умный человек знает, когда нужно держать язык за зубами.
Дорога домой протекала в молчании, не считая отдельных указаний Элизабет относительно маршрута.
Однако когда они приблизились к коттеджу Хочкисов, Элизабет с удивлением обнаружила, что их скромное жилище залито светом.
— Силы небесные! — промолвила она. — Да они, наверное, зажгли все свечи, которые нашли в доме.
И тут же, в силу привычки прикинув стоимость всей этой иллюминации, взмолилась, чтобы дети не израсходовали дорогие восковые свечки, которые она берегла для торжественных событий.
Блейк оторвал взгляд от дороги и посмотрел на нее.
— Что-нибудь не так?
— Надеюсь, что нет. Не представляю…
Коляска остановилась, и Элизабет соскочила на землю, не дожидаясь помощи Блейка. Она не могла вообразить себе причины, по которой коттедж Хочкисов мог быть охвачен подобной активностью в столь поздний час. Шум, доносившийся из дома, мог разбудить и мертвого, и, несмотря на явные признаки буйного веселья, Элизабет не могла подавить возникшей в душе паники.
Она ворвалась в дом и устремилась в гостиную, откуда раздавались громкие вопли и смех. Сьюзен, Джейн и Лукас, взявшись за руки, кружились в хороводе, смеясь и распевая во все горло непристойные песенки.
Элизабет онемела. Она никогда не видела, чтобы ее младшенькие вели себя подобным образом. Она льстила себя надеждой, что, приняв на свои плечи большую часть их проблем, смогла обеспечить им приятное и достаточно беззаботное детство, но впервые видела их совершенно опьяненными счастьем.
И не знала, что ответить, когда, присоединившись к ней, Блейк шепотом спросил:
— Вы не знаете, в чем дело?
Секунд через пять Сьюзен заметила стоявшую в дверях сестру, с изумлением взиравшую на них, и резко остановила хоровод, в результате чего Джейн и Лукас налетели друг на друга, сцепившись в хохочущий узел из худеньких рук и белокурых волос.
— Элизабет! — воскликнула Сьюзен. — Ты пришла!
Элизабет медленно кивнула.
— Что здесь происходит? Я не ожидала, что вы еще не спите.
— О Элизабет! — закричала Джейн. — Произошла самая прекрасная на свете вещь. Ты не поверишь!
— Замечательно, — отозвалась Элизабет. Она чувствовала себя слишком измотанной, чтобы вложить достаточно чувства в это слово. Хотя и старалась. Не представляя себе, что могло привести ее сестер и брата в такое восторженное состояние, она считала своим долгом скрыть свою боль и попытаться выглядеть просто взволнованной.