Она подняла руку, останавливая его:
— Мисс Хочкис — на редкость добрая и искренняя девушка, и я не желаю слышать о ней ничего дурного.
— Как вам будет угодно.
— Если ты мне не веришь, пообщайся немного с ней. И убедишься, что я права.
Джеймс снова сел, вполне удовлетворенный.
— Пожалуй, я последую вашему совету.
* * *
Ночью ему приснилась Элизабет.
Она сидела, склонившись над чертовой алой книжонкой, распущенные белокурые волосы мерцали в лунном свете. На ней была девственно белая ночная рубашка, скрывавшая ее до самых пят, но непостижимым образом он точно знал, как она выглядит под ней, и отчаянно ее желал…
А потом она убегала от него, смеясь и оглядываясь через плечо. Волосы невесомым облаком развевались за ней и щекотали его лицо, когда он настигал ее. Но стоило ему протянуть руку, как она ускользала. И каждый раз, когда ему казалось, что он вот-вот разглядит название книги, золоченые буквы расплывались, и он оставался ни с чем, спотыкаясь и хватая ртом воздух.
Нечто подобное ощутил Джеймс, когда, проснувшись, подскочил на постели, залитой призрачным светом раннего утра. Голова его кружилась, он тяжело дышал, в голове не было ни одной мысли.
Только образ Элизабет Хочкис.
* * *
Когда на следующее утро Элизабет появилась в Дэнбери-Хаусе, она недовольно хмурилась. Накануне она поклялась, что даже не посмотрит на руководство миссис Ситон. Однако, вернувшись вечером домой, обнаружила злополучную книгу у себя на кровати. Ярко-красный переплет буквально бросал ей вызов, призывая открыть его.
Убедив себя, что только глянет одним глазком, чтобы выяснить, стоит ли блистать остроумием и смешить намеченный объект, Элизабет кончила тем, что, усевшись на краешке постели, погрузилась в чтение.
В итоге ее голова была набита таким количеством правил и указаний, что шла кругом.
Нельзя флиртовать с женатым человеком, не полагается давать мужчине советы, но следует не колеблясь отказать претенденту, если он забыл о вашем дне рождения.
— Возблагодарим Господа за его малые милости, — пробормотала она себе под нос, входя в парадный холл Дэнбери-Хауса. До ее дня рождения оставалось девять месяцев, достаточно долго, чтобы не отвергать возможных поклонников…
О, ради Бога! О чем она только думает? Она же твердо решила не поддаваться миссис Ситон, и вот тебе, пожалуйста…
— У вас такой серьезный вид с утра пораньше.
Элизабет вздрогнула.
— Мистер Сидонс! — Голос ее сорвался на последнем слоге его имени. — Как приятно вас видеть.
Он галантно поклонился:
— Значит, наши чувства взаимны.
Она натянуто улыбнулась, вдруг почувствовав себя неловко в его обществе. Накануне они славно поладили, и Элизабет надеялась, что они могут стать друзьями. Однако это было до…
Она кашлянула. Это было до того, как она не спала полночи, думая о нем.
Джеймс тотчас же протянул ей платок.
Элизабет почувствовала, что краснеет, и взмолилась, чтобы это было не слишком заметно.
— Спасибо, не нужно, — поспешно сказала она. — Я лишь прочистила горло.
Бум!
— Должно быть, это леди Дэнбери, — вкрадчиво произнес мистер Сидонс, даже не потрудившись повернуться на звук.
Элизабет обернулась, подавив понимающую усмешку. Леди Дэнбери собственной персоной стояла в противоположном конце холла, ударяя тростью о пол. Малкольм с самодовольным видом расположился рядом.
— Доброе утро, леди Дэнбери, — сказала Элизабет, направившись к пожилой даме. — Как вы себя чувствуете?
— На все мои семьдесят два года, — заявила та.
— Печально это слышать, — отозвалась Элизабет, — поскольку мне достоверно известно, что вам не больше шестидесяти семи.
— Дерзкая девчонка! Ты отлично знаешь, что мне шестьдесят шесть.
Элизабет постаралась скрыть улыбку.
— Вам помочь добраться до гостиной? Вы уже позавтракали?
— Два яйца и три тоста, и я не желаю проводить утро в гостиной.
Элизабет удивленно моргнула. Они проводили в гостиной каждое утро. К тому же любимая сентенция леди Дэнбери гласила о пользе соблюдения раз и навсегда заведенного порядка.
— Я предпочла бы посидеть в саду, — объявила графиня.
— Понятно, — сказала Элизабет. — Прекрасная мысль. Воздух сегодня такой свежий, дует легкий ветерок…
— Думаю немного вздремнуть.
Последнее заявление лишило Элизабет дара речи. Леди Дэнбери часто дремала, но никогда не признавала этого и уж точно никогда не употребляла слова «вздремнуть».