— Прошу прощения, — вкрадчиво произнес он. — Я несколько забылся.
Джеймс наблюдал за игрой чувств на ее лице. Она не могла решить, можно ли позволить ему обращаться к ней по имени. Он видел, как ее дружелюбная натура борется с необходимостью держать его на расстоянии. Наконец она поджала губы и сказала:
— Пожалуй, это не так уж важно. Мы здесь в Дэнбери-Хаусе не придаем особого значения формальностям. Если повар и дворецкий зовут меня Элизабет, вам тоже можно.
Джеймс вдруг ощутил странное удовлетворение.
— В таком случае вы должны звать меня Джеймсом, — галантно отозвался он.
— Джеймс… — Она словно попробовала его имя на вкус, а затем добавила:
— Думаю, мне не следует называть вас так в чьем-либо присутствии.
— Разумеется. Но когда мы наедине, нет нужды держаться официально.
Элизабет кивнула:
— Хорошо, мистер… — Она застенчиво улыбнулась. — Джеймс. Нам пора идти.
Он последовал за девушкой по лабиринту коридоров. Она настояла на окольном пути, чтобы не возбудить подозрений у леди Дэнбери. Джеймс полагал, что если что и покажется подозрительным, так это их появление в бальном зале, комнате для завтраков и оранжерее — и все это в течение одного утра, — но держал свои мысли при себе. Было очевидно, что Элизабет наслаждается, играя роль лидера, а ему нравилось смотреть на нее сзади.
Выбравшись наконец на свежий воздух, они оказались в восточной части дома, довольно близко от парадного входа и в максимальном удалении от сада.
— Можно было выйти через французские двери в музыкальной комнате, — пояснила Элизабет, — но так мы сможем прятаться за живой изгородью и следовать за ними повсюду.
— Великолепная идея, — промурлыкал Джеймс, шагая за ней вдоль ограды. Кустарник достигал в высоту двенадцати футов и полностью скрывал их со стороны дома. К величайшему его изумлению, Элизабет свернула за угол и припустила бегом. Ну если не бегом, то уж точно быстрым маршем или умеренной рысью.
Несмотря на то что его ноги были значительно длиннее, ему пришлось ускорить шаг, чтобы не отставать от нее.
— Чем вызвана такая спешка? — поинтересовался он. Элизабет обернулась на ходу.
— Я ужасно беспокоюсь о леди Дэнбери, — бросила она и возобновила свое стремительное продвижение.
— Неужели жизнь в Дэнбери-Хаусе настолько однообразна, что вас так взволновало желание вздремнуть, высказанное женщиной шестидесяти шести лет от роду?
Она обернулась к нему:
— Очень жаль, что вы находите мое общество скучным, но позвольте напомнить, что вас никто не заставлял идти со мной.
— О, с вами не соскучишься, — заверил он ее, сверкнув льстивой улыбкой. — Просто я недооценил всю серьезность сложившейся ситуации.
Элизабет остановилась и устремила на него суровый взор.
— Из вас получилась бы неплохая гувернантка, — съязвил он.
— Леди Дэнбери никогда не спит днем, — с нажимом произнесла она, чуть ли не испепелив его взглядом. — Рутина важна для нее как воздух. Два яйца и три тоста на завтрак. Каждый Божий день. Полчаса на вышивание. Всегда. Просмотр корреспонденции и ответы на нее в три часа пополудни. Ежедневно. И…
Джеймс поднял руку, сдаваясь.
— Я вас понял.
— Но она никогда не спит днем.
Он медленно кивнул, не представляя, что можно сказать на это.
Элизабет же стремительно повернулась и понеслась вперед. Джеймс двинулся, следом, размашисто шагая. Расстояние между ними несколько увеличилось, и он решил перейти на легкую рысцу, как вдруг заметил впереди торчащий из земли корень.
— Осторожно…
Она грохнулась на землю, взмахнув одной рукой, словно птичка крылом, и выставив перед собой другую.
— …корень, — закончил он, бросившись к ней. — Вы не ушиблись?
Элизабет покачала головой и пробормотала:
— Конечно, нет.
Но она так поморщилась при этом, что он усомнился в ее словах.
Опустившись рядом с ней на корточки, Джеймс потянулся к руке, которой она пыталась предотвратить падение.
— Как ваша рука?
— Нормально, — заявила Элизабет, вырвав руку и пытаясь избавиться от грязи и мелких камней, впившихся в кожу.
— Боюсь, я должен убедиться в этом.
— Вообще-то, — проворчала она, — это случилось по вашей вине.
Он не удержался от удивленной улыбки.
— По моей вине?
— Не знаю, как и почему, но если в этом мире существует справедливость, во всем виноваты вы.