60 
У магазина юноша-тамил давал наставления одному из возчиков, дюжему молодому парню, получившему здесь работу совсем недавно. Парню предстояло отвезти клиенту две уже лежавшие в его тележке коробки, и тамил говорил, постукивая по ним:
– В одной миксер, в другой вентилятор с четырьмя лопастями. Занесешь их в дом, да не забудь перед отъездом убедиться, что они работают.
Он назвал рабочему адрес и велел повторить вслух, точно учитель, имеющий дело с учеником-тугодумом.
Теперь черед Ченнайи должен был настать не скоро, поэтому он пересек улицу, направляясь к человеку, который, сидя на тротуаре, продавал маленькие четырехугольные билетики, разноцветные, точно леденцы. Увидев Ченнайю, продавец улыбнулся и с треском провел пальцем по обрезу стопки билетов:
– Желтый?
– Сначала скажи, не выиграл ли мой последний, – сказал Ченнайя, доставая из еще одного узла на саронге грязный клочок бумаги.
Продавец взял газету, глянул в нижний правый угол страницы и громко продиктовал:
– Выигравшие номера: 17-8-9-9-643-455.
Ченнайя знал английские названия цифр достаточно хорошо, чтобы прочитать номер своего билета. Некоторое время он, прищурясь, вглядывался в этот клочок бумаги, затем разжал пальцы, и билет, попорхав по воздуху, опустился на землю.
– Люди, прежде чем выиграть, покупают билеты по пятнадцать, шестнадцать лет, Ченнайя, – сказал ему в утешение продавец лотерейных билетов. – Но в конце концов тот, кто верит, непременно выигрывает. Та к устроен мир.
Ченнайя такие разговоры терпеть не мог, когда он слышал их, ему начинало казаться, что те, кто печатает лотерейные билеты, обирают его.
– Я не могу жить так все время, – сказал он. – У меня шея болит. Не могу больше.
Продавец кивнул:
– Так что, желтый?
Увязав билетик в узелок на саронге, Ченнайя доковылял до своей тележки и повалился в нее. И пролежал какое-то время, но усталость никуда не делась, к ней лишь добавилось отупение.
Внезапно по голове его пристукнул палец:
– Твой черед, Ченнайя.
Это был юноша-тамил из магазина.
Покупку следовало доставить в переулок Сурьянарайан-Рао. Юноша повторил адрес:
– Сурьянарайан, пятьдесят четыре…
– Хорошо.
Снова пришлось лезть в Маячную гору. Добравшись до середины подъема, Ченнайя спешился и дальше пошел пешком, волоча за собой тележку. На шее его вздулись жилы, воздух обжигал легкие, да и всю грудь. Та к дальше нельзя, твердили изнуренные конечности. Та к дальше нельзя. Но именно в такие минуты в нем нарастала потребность воспротивиться судьбе, и он тянул тележку, пока недовольство и гнев, весь этот день донимавшие Ченнайю, не вылились наконец в слова:
– Вам не сломать меня, мудаки! Меня вам никогда не сломать!
Если доставлять приходилось что-нибудь легкое, матрас к примеру, пользоваться велотележкой не разрешалось и вещь приходилось тащить на голове. Повторив адрес юноше-тамилу, он выступал в путь неторопливой, легкой походкой – ни дать ни взять толстяк, совершающий пробежку трусцой. Однако спустя недолгое время матрас наливался невыносимой тяжестью, придавливал шею и позвоночник, вонзал в спину копье боли. И вскоре Ченнайя впадал в полуобморочное состояние.
Этим утром он отволок матрас на железнодорожный вокзал. Клиентом оказался уроженец Северной Индии, покидавший вместе с семьей Киттур, и клиент этот – Ченнайя с самого начала догадался, что так и будет (глядя на подобного богача, по одной его осанке, по повадкам сразу понимаешь, порядочный он человек или нет), – отказался дать ему чаевые.
Однако Ченнайя настоял на своем:
– Ну ты, мудак! Гони мои деньги!
Он победил; клиент смилостивился и заплатил ему три рупии. Покидая вокзал, Ченнайя думал: «Я так ликую, а ведь он всего лишь отдал мне то, что задолжал. Вот к чему свелась моя жизнь».
От запахов и шума железнодорожного вокзала Ченнайю замутило. Он обогнул здание вокзала, присел у насыпи на корточки, подобрал полы саронга и задержал дыхание. Пока он сидел так, тужась, по рельсам загрохотал пассажирский состав. Ченнайя повернулся к нему спиной: пусть пассажиры видят, как он срет. Да, получится хорошо: мимо него пролетает поезд, а он испражняется, словно швыряя свое дерьмо в лица проезжающих.
Но тут Ченнайя обнаружил рядом с собой свинью, занимавшуюся ровно тем же, чем и он.
И сразу подумал: боже, во что я обратился? Он заполз за кусты и покончил там с этим делом, говоря себе: никогда больше не буду гадить вот так, в месте, где меня могут увидеть. Ведь есть же разница между человеком и скотом; есть же разница.
60 
