124 
Всей кожей ведьма ощутила, как переполошился маг. Как сорвался он на крик, приказ людям своим отдавая. Те бросились к поляне. Вот уже видны их фигуры среди деревьев. В руках луки появились, а колдунье сейчас даже посоха не достать, руками не взмахнуть, защиту чародейскую ставя. Нельзя ей отпускать вожжи. Раз отпустишь, так и будешь по небу мотаться до скончания веков. Вернее, пока Посвист от дел своих таинственных не оторвется и о колеснице не вспомнит. А самое обидное – отпусти Буяна сейчас поводья, получится, будто бы она скакунов магу, зло замышляющему, оставила.
Но умирать от стрелы-дуры не хотелось, особенно сейчас, когда в руках ведьмы сила непомерная зажата.
– Пошли!!! – Поднять и резко опустить вожжи. – Пошли!!!!
Вот уже натянулись луки, маг на поляне появился, посох в нее свой направил.
– Пошли!!!!!
Копыта коней ветряных вдруг оторвались от земли и в следующий миг оттолкнулись уже от воздуха, не делая между ним и землей различия. И стрелы, что срывались вслед беглецам, бесславно ударились в днище колесницы. Магия до нее тоже долетала, да только что она может сделать с повозкой, не просто волшебством созданной, а силой божественной?
А кони все набирали и набирали скорость. Все выше и выше. Вот уже далеко верхушки деревьев. И все вверх и вверх. Буяна потянула вожжи – выровнялись скакуны и вперед помчались.
Что их бег остановить может?
И что делать ведьме, какой-то странной прихотью судьбы оказавшейся на мчащейся по небу колеснице?
Лишь на миг прикрыла Буяна глаза бедовые. А потом подхлестнула ветры в образе коней дивных. Хотят они бежать по небу, словно по лугу разнотравному? Хотят. Аж удила рвут. Вот и пусть бегут. Лишь бы низко не опускались и подальше от людей уносились.
Только все не так просто оказалось. А кто сомневался?
Вырвались очень быстро кони из круга заветного, почуяли силу дармовую, специально для них призываемую. Втянули ее ноздрями как воздух, расфыркались, забили копытами суматошно. Поводья, узду стали рвать. Чуть в разные стороны не разбежались. Будто с ума сошли. Да и сколько того ума было – сила это чистая, да и только. Образ коней – не животные вовсе. Закружились скакуны, вожжей не слушая. Силы лишь еще больше жаждая.
Захотелось кричать и плакать Буяне. Как сдержать их, как от земли родной отвести? Поводья рвались из ее рук, колесницу мотало в разные стороны. Брыкались кони, власти ничьей не желали.
А магия, стихии природные вокруг плясали, мозги дурманя, разума лишая, путая и мешая.
Рассердилась тогда ведьма. Почуяла, как злость в крови загорается. Может, от переизбытка силы, может, с отчаяния. Да только в ярость это вылилось. А вы видели ведьму в ярости?
Что было сил – а сил было много – дернула поводья, губы коням ветряным в кровь раздирая. Пусть и ветра это на самом деле, да только не зря в обличье такое заключены. Не зря поводья к колеснице прилагаются. Не зря узда надета. И дело рук это не людских, а божеских. И пусть сейчас девчонка молодая вожжи в руках держит, а все равно с кнутом не поспоришь.
Бесятся кони, зло на колдунью глазами огненными кося. На дыбы порываются встать. По кругу как на скачках ярмарочных носятся. Злятся, на волю вырваться наровят. Как никогда близок маг вражеский к исполнению своих планов злодейских.
Вот только поводья в руках крепких зажаты. Перестала Буяна их натягивать. Наоборот – подхлестнула коней что было сил. Вновь заржали скакуны. Приподнялись, наглости такой поражаясь. И рванули вперед. А разве не это от них требовалось?
А теперь следовало определиться и с направлением. Сообразила ведьма, что прямиком к Зареславе летит, только когда над деревенькой знакомой колесница прошла. «Нет, так дело не пойдет!» Потянула левый повод. Если б знал кто-нибудь, как тяжело это было… Не только сила физическая тут была нужна. Не руками эти скакуны управлялись. Речь тут скорее о воле шла. Сколько есть ее, всю выкладывай. Кто упрямей окажется – ты или ветра природные. Хватит сил, мужества, дерзости им противостоять – подчинятся тебе кони. Нет – уж не обессудь.
И кажется, что достаточно захотеть – и вот оно все к твоим ногам. Нет, не так. Никогда еще Буяне не приходилось так выкладываться. Ведь понимала она все – и чем она управлять пытается, и что от смерти ее лютой только воля и отделяет, и что прогневила она богов так, как мало кто, и что не вернуться ей из этого полета. И от этого страшно было так, что аж скулы сводило. Не так смерть страшна, сколь то, что не увидишь никогда тех, кого любишь. И что подождать тебе их рядом с предками, как положено, не удастся. Что боги найдут тебе участь пострашнее той, что приходит ко всем. А какое наказание может быть страшнее, чем после жизни не встретиться с теми, кто ждет тебя там, куда приходят те, кто ушел Вслед За Предками? Мало какое.
124 
