– А мертвые?
– А что мертвые?
– Мертвые души. Они ведь тоже могут поднять тревогу. Да и сами…
– Знаешь что, – говорю, – давай будем с живыми разбираться, а покойники уж как-нибудь без нас обойдутся. И вообще, – говорю, – я по мертвецам невеликий специалист. Я больше по тому, как из живого покойника сделать.
– Если бы черный маг, – заявляет Кара, – узнал твое настоящее имя, он бы даже после смерти заставил тебя служить своей воле.
– Черный маг? Этот самый Гарик Охламон? Так я ему целых два раза свое имя повторил. И имя, и звание, и даже часть свою назвал.
Кара на меня с таким ужасом уставилась, что я и впрямь струхнул малость. Чем, думаю, черт здесь не шутит, а вдруг этот Гарик меня и вправду выудить по имени может. Прихлопнуть не прихлопнуть, но запеленговать – уже хреново. Арчет же намекал что-то насчет того, что он на той стороне появиться не может, потому что его на расстоянии чуют.
– Да нет, – говорю, – бред. Он бы меня уже давно выловил. А он мне даже приснился – и все равно найти меня не мог.
– Он был в твоем сне?! И ты жив!
– Только щипать меня не надо, – говорю. – То, что я живой, – в этом я уверен. Вот насчет здравости рассудка – сомневаюсь.
– Ничего не понимаю, – шепчет Кара. – Гор-Амрон давно должен был наложить проклятье на твое имя. Если он сумел узнать твое полное имя.
И тут до меня дошло. Вспомнил я, как он на первом допросе меня спрашивал – и что я ему ответил.
Сел на землю и заржал во весь голос.
Кара на меня смотрит – и ничего не понимает. Только винтовку поудобнее перехватила, на тот, наверно, случай, если проклятье только сейчас подействовало. А я хохочу – остановиться не могу.
– Пусть, – сквозь смех выдавливаю, – накладывает. На живых и, главное, на мертвых пусть накладывает. На всех мертвых 134-й стрелковой дивизии. От Днепра до Волги и обратно до Днепра, за три года – ох и много же мертвых на его зов из братских могил повстают. И таких плюх ему навешают, таких проклятий поналожат – до самого Страшного суда не проикается.
– Да объясни ты, – рыжая меня даже за плечо начала трясти, – толком.
– Я ему свою часть назвал, – хохочу. – Вэ-чэ номер такой-то. Хорошо хоть полевую почту не приплел. Это… ну, как тебе объяснить… если б я сказал, что я воин дружины барона Лико, а он на всю дружину такое проклятье… наложил, много бы толку с него было?
– Т-ты… т-ты…
– Я. Сергей Малахов, старший сержант разведывательной роты 134-й стрелковой дивизии! – ору. – Именно так я ему и сказал, идиоту лысому. Два раза повторил. И фамилию и имя и… тьфу, а отчество-то забыл.
– Что за отчество?
– Ну как бы тебе объяснить, – говорю. – У нас, в моем мире, в мое полное именование еще и имя отца входит. Так что ни черта у лысого Охламона не выйдет.
– Ну, Ма-алахов, – говорит Кара, – ну… знаешь, мне даже убивать тебя немного расхотелось. Очень хочется посмотреть, что ты еще выкинешь.
– Слушай, – а я еще, дурак, не отсмеялся до конца, – а за что ты меня так не любишь?
Тут рыжая сразу смеяться перестала.
– А за то, – шипит, – что ты меня три раза побеждал. Три раза, Ма-алахов.
– Могу и в четвертый, – усмехаюсь. – Мне понравилось.
А вот в этот раз очень больно было. Потому как сапогом по лицу. Хорошо еще вполсилы, зубы целые остались.
Поднялся кое-как, кровь вытираю.
– Ты что, – спрашиваю, – совсем одурела?
А она мне платочек протягивает. С кружевами.
– Пошли. Нечего тут рассиживаться.
Развернулась и зашагала.
Черт, думаю, хлопнуть бы ее в спину – и вся проблема.
Нет, но это ж до чего меня довести надо, чтобы мне такая мысль вообще в голову пришла!
Даже захотел было догнать ее и вперед пойти, так ведь дороги не знаю.
По холмам продирались где-то час. А то и больше – часов-то нет. Неприятное место эти холмы, очень уж для боя несподручно – пока за очередной гребень не перевалишь, что за ним – не видишь. А для засады в самый раз.
В таких холмах и лощинках минометчики любят располагаться. Поди определи их тут.
Ну а за холмами лес. Старый знакомый. Тоже вроде и живой, но все равно словно мертвый. Неприятный лес.
Я даже с рыжей заговорил, первый раз с тех пор:
– Что с лесом-то случилось?
А рыжей вся эта местность тоже сильно не по нраву – озирается во все стороны, винтовку держит так, будто из-за каждого куста на нее рота выпрыгнуть может, и крадется – ни один сучок не хрустнет. Я, глядя на нее, тоже «ТТ» на изготовку взял.