98 
Я нежно кладу автомат на землю и вытягиваю из кобуры «ТТ». Взвожу курок «Черт, понять бы еще, где заложница эта?»
— Не, начальник, плохо ты торгуешься! Я этой девке мозги сейчас вышибу, чтоб ты думал быстрее…
«Да он же время тянет в расчете, что на стрельбу немцы среагируют!» — осеняет меня.
Пытаюсь сесть на корточки. Из-за раны левая нога слушается плохо, но пока держит. Так, подоконник метрах в полутора от земли.
Внезапно в доме бахает винтовочный выстрел, и раздается истошный женский визг.
«Вот гад!» — Я выпрямляю обе ноги.
— Не зассал, началь…
Бах! Пуля входит полицаю под подбородок. Ох, не зря я в свое время настрелял в МП-8[55] себе второй разряд…
— Зельц, пулей сюда! — ору я.
Из палисадника, как медведь из малины, выламывается Люк. Оба бегут к дому, а я сползаю по стене.
Люк, чуть не снеся дверь, забегает в сени. Зельц останавливается передо мной:
— Товарищ старший лейтенант, Антон, что с вами?
— Да ногу немного зацепило.
— Я… я сейчас перевяжу вас.
— Не надо. Я уже сам справился. Ты лучше на двор сходи, там мужик какой-то валяется. Вроде живой был.
Подобрав «ППД», я оперся о стену и встал. «Надо посмотреть, кто там такой продвинутый был, что заложников догадался взять…»
С некоторым трудом — адреналин из крови уже улетучился, я дохромал до сеней и, взобравшись на крыльцо, вошел в дом.
В большой, когда-то чисто убранной комнате я увидел Люка, бормочущего что-то успокаивающее молодой, лет двадцати, не больше, девчонке, которая сидела на полу у русской печи, обнимая двух мальчишек лет пяти. На печке я заметил следы от пулевых попаданий. Застреленный мной полицай лежал на полу, вытянувшись во весь рост. Рядом валялся обрез трехлинейки.
«М-да, дядя, желание покуражиться сыграло с тобой злую шутку. Если бы ты не жахнул в печь, желая поторопить Люка, может, и был бы у тебя шанс опередить меня. И уж точно, ты бы от окна не отвлекся», — подумал я, усаживаясь на лавку.
— Сань, слышь, а чего вы пальбу открыли? — задал я Люку давно волновавший меня вопрос. — И что с рацией твоей?
— А, я сам дурак. Аккумулятор посадил. Видимо, забыл ночью выключить. А со стрельбой… Это у Зельца нервы не выдержали. Падлы эти, — кивок в сторону трупа, — дядьку… Ну, что нас молоком поутру угощал — к стене колышками прибили. А он — мужик пожилой уже был, вот у него сердце от боли не выдержало.
Что-то ухнуло у меня в груди.
— За что его так? — просипел я не хуже, чем застреленный мной полицай.
— Это я виновата… — всхлипывая, сказала вдруг девушка. — Дура яааааа….
— Так, гражданочка, давайте без рыданий! — попытался вернуть разговор в конструктивное русло Саша.
— Яааааа, бинты постиралаааа и на забор повесилаааа… — захлебываясь слезами, проговорила девчонка. — Дядькоооо Остап увидел и пошел их снимать, а тууут немцы в деревнююю приехалиии… Вот он и пошел их молокооо… угощааать…
— Так, девонька, плакать позже будешь, а сейчас по порядку рассказывай! — прикрикнул я на нее.
Странно, но то, что я повысил голос, подействовало, а может, это немецкий плащ мне солидности добавил, однако девушка вытерла глаза и продолжила свой рассказ уже более внятно:
— Немцы уехали, но тут как раз эти гады приехали, — и она показала рукой на труп полицая. — А Федька ко мне давно уже приставал… Еще до войны начал, когда я к дядьке Остапу на каникулы приезжала.
— С этим понятно… — прервал я ее, — а бинты-то откуда взялись?
— Так у нас в сарае лейтенант раненый отлеживался. Танкист он.
«Так вот почему форма серая…» — понял я…
Стукнула входная дверь, и в сенях послышались шаги. «Зельц, скорее всего. Что-то быстро он…»
— Товарищ лейтенант, помогите мне, пожалуйста! — донеслось из «деревенской прихожей».
Люк, не задавая лишних вопросов, встал и вышел в сени. Вскоре они внесли в комнату высокого молодого парня, одетого в замызганную и изорванную серую гимнастерку и темно-серые бриджи. Лицо его «украшала» богатая коллекция синяков и ссадин. Левый глаз заплыл так, что было непонятно, видит ли он им вообще. Кисть и предплечье его левой руки были замотаны тряпками, а на черных петлицах действительно красовалось по два «кубаря».
— Давай его на лавку положим, — предложил Люк Дымову.
— Лучше — на пол, — вмешался я. — На полу просторнее и падать некуда.
— Ты бы, Антон, чем шутить — сбегал бы да мотоцикл во двор загнал.
98 
