175 
— Есть кое-что получше, — ответил я и достал перстень, подаренный мне в Вионе.
— Купить, что ли, хочешь? — опешил тот.
— Погоди, добрый человек. — Клирик, прислушивавшийся к нашему разговору, протянул руку. — Дай посмотреть.
Я положил безделушку ему на ладонь.
— Я личный духовник его высокопреосвященства. И помню это кольцо. Оно действительно когда-то принадлежало ему. Тебя пригласил кардинал?
— Нет, — не стал я лгать, чувствуя, как напрягся Вальтер. — Но когда-то я оказал услугу его высокопреосвященству и уверен, что он помнит меня. Я и мой друг хотим присутствовать на столь важном богослужении.
Клирик кивнул лысой головой:
— Что же, я понимаю ваше желание. Кто я такой, чтобы мешать приобщиться к чуду и Господу.
— Но приглашение… — попытался заспорить подошедший капитан наемников.
— Этот человек сделал хорошее дело для Церкви и лично его высокопреосвященства. Вы желаете потом объяснять кардиналу, почему он не был допущен на богослужение?
— Конечно нет!
— Тогда пропустите их.
Кантонец неохотно махнул своим людям, и те подняли алебарды, открывая дорогу.
— Все куда легче, чем я ожидал, — усмехнулся колдун, когда охрана осталась далеко позади.
Проповедник, все это время точно тень следовавший за мной, наконец-то дал волю своим эмоциями:
— Ты многого не ожидаешь, чертов ублюдок!
По счастью, кроме меня, его никто не слышал.
— Что теперь? — спросил я.
— Ты свое дело сделал, ван Нормайенн. Можешь наслаждаться представлением. А мне надо подобраться к кардиналу как можно ближе.
Но я не дал ему уйти, положив руку на плечо.
— Не так быстро. Ты пришел вместе со мной и уйдешь со мной.
— Как знаешь. Только не мешай, — легко согласился он.
— Это было бы проще осуществить, если бы ты рассказал, что собираешься сделать.
— Поверь, никто ничего не поймет. Мы уйдем прежде, чем они заметят, что что-то случилось.
Его слова не внушали доверия, но я надеялся на козыри в рукаве, хотя обыграть опытного колдуна не так просто.
Усиленный святой магией голос кардинала разносился над площадью. Он читал на староцерковном, языке времен Константина. Люди, расположившиеся на площади плотной толпой, молились, шевеля губами и в общем-то не слишком хорошо видя, что происходит за спинами впереди стоящих.
Я скорее почувствовал, чем увидел, как к нам присоединился третий человек в кафтане слуги бургомистра и высокой шапке. Судя по всему, Чезаре проникнуть сюда оказалось гораздо легче, чем колдуну.
— У меня все готово, — шепнул он Вальтеру. — Готтход на месте и ждет твоей команды.
— Позаботься о своей задаче, — ответил тот.
Я уже, кажется, знал, в чем заключается работа наемника. Возле «святого» места поставили распятие, рядом с ним находилось небольшое возвышение, с которого выступал кардинал. Внизу стояли представители духовенства и городских властей. Толпа оставила свободным лишь небольшой пятачок площади, то самое место, где находился отпечаток «ангела».
Кондотьер внезапно выбросил руку, и я, ожидавший чего-то подобного, блокировал ее предплечьем, не дав стилету ударить меня в горло.
В следующее мгновение в центре Крусо разверзлась бездна и воцарился огненный ад.
…Крючья, свисавшие с потолка, были в безобразном состоянии. Ржавые, с остатками темной плоти на гранях, они смердели застарелой кровью и гнилым мясом. Точно так же пахла и решетка, на которой здесь любили поджаривать тех, кто не раскаивается в своих ошибках.
Несмотря на то что в большой жаровне бесновалось пламя, в подвалах центральной тюрьмы Крусо оказалось жутко холодно.
Мастер допроса, немолодой жилистый субъект с яркими лучистыми голубыми глазами, снял кожаный фартук, перчатки и передал стальной прут одному из помощников.
— С этим все.
«Этот» лежал растянутым на широкой мясницкой столешнице и больше походил не на человека, а на кусок отбивной. Я не присутствовал на пытке, так что с трудом узнал отца Готтхода, каноника собора Святой Марии в Браселоветте. По переломанным конечностям и кровавым пузырям, которые надувались и лопались у него на губах, было понятно, что он не протянет и получаса. Вот-вот испустит дух. Проповедник, увидев такое зрелище, развернулся на каблуках и, ничего не сказав, вышел вон. Он предпочитал не смотреть на то, что ему было неприятно.
175 
