50 
– И куда же мы пойдем? – осведомился Шах, сматывая карту.
– На ярмарку, – ответил Шон. – Вчера я видел там лавку каллиграфа.
– А он-то нам на кой орк?
– Не нам, – покачал головой Шон. – Тебе. Ты купишь у него тушь, тонкую кисточку и дюжину шелковых лоскутков. А потом займешься изучением храмовой тайнописи.
– Что-о-о? – взвыл Шах. – Их же не меньше трех тысяч видов!
– На самом деле меньше, – “успокоил” его Шон. – Основных сотни четыре… наберется… я думаю.
– Угу, – кивнул Шах. – И на каждый по десять лет в храмовой школе… Я что, так похож на дракона?
– Спокойно, малыш, – примиряюще сказал Шон. – У меня уже есть план.
– Не-е-ет! – простонал Шах.
* * *
– И что теперь? – осведомился Шах, тоскливо глядя на исчерканные дрожащей рукой бродячего жреца Бивиса лоскутики. – Ты считаешь, этот пьяный бред стоил трех сребреников?
– Мне показалось, он был трезв, – озадаченно произнес Шон, глядя вслед удаляющемуся жрецу. – Идет ровно, не качается…
– Он был трезв… в том смысле, что в его жилах было меньше вина, чем обычно. Ты лучше сюда посмотри.
Шон мельком взглянул на лоскутки и нахмурился.
– Ты уверен, что правильно перерисовал наши закорючки, малыш?
– Уверен! – огрызнулся Шах. – Так же как в том, что я с утра не держал во рту ничего похожего на жратву! Подумать только! Битый час я, высунув язык, горбатился над этими…
– Потише!
– …орком деланными лоскутиками, а теперь ты спрашиваешь: уверен ли я? Да я… – Шах вскочил из-за стола, одним движением сгреб с него в мешок все, что лежало на столе, и направился к выходу из шатра.
– Эй, малыш, – озабоченно нахмурился Шон. – Далеко собрался?
– К ближайшей обжорке, – не оборачиваясь, отозвался юный герой.
– Ну-ну, – неуверенно сказал Шон. – Давай. Я пока подумаю.
Шах, также не оборачиваясь, продемонстрировал ему общепринятый в Запустенье жест, рекомендующий собеседнику немедленно удалиться в ближайшее укромное место, дабы предаться четырем извращенным занятиям одновременно. Стоящий позади Шона орк, к несчастью для себя, также глядевший в сторону выхода, немедленно воспринял его на свой счет и, дико взревев, бросился вперед… лишь затем, чтобы немедленно растянуться на земле, напоровшись на удачно подставленную покойным героем подножку.
– Становлюсь мастером, – проворчал Шон, утихомиривая начавшего было подниматься орка ударом кулака по макушке. – Раньше, бывало, подсечки мне не удавались…
Он нагнулся было к поясу поверженного орка, но его опередил какой-то оборванец, рванувший кошель и тут же скрывшийся в проходе между шатрами. Следом за ним устремились двое соплеменников упавшего, зацепив – и оборвав – по дороге три из четырех возможных веревок. Затем до привычно навострившего уши покойного героя донеслось звучное “бумм”, рев тролля, ослиное ржание, треск файербола… и примерно три минуты спустя, когда насытившаяся зрелищем толпа начала разбредаться, оживленно комментируя увиденное, – вопли стражников.
За эти минуты Шах успел насытиться до такой степени, что, увидев проходящего сквозь полог обжирального шатра Шона, ограничился всего лишь недружелюбным “а, приперся!”.
– Дай-ка мне еще раз все эти тряпки.
– Ыди трят, – просипел Шах, не отрывая зубов от куриной ножки.
– Ты сидишь в углу, один за столом и спиной к остальным, – усмехнулся Шон. – Давай, выкладывай.
– Ым змы.
– Я вот что подумал, – сказал Шон, осторожно разворачивая лежащий на столе мешок горловиной к себе. – А что, если мы давали старому пьянчуге лоскутки не в том порядке? Вдруг значение слова зависит и от его места?
– Ышк сжно.
– Что-что?
– Слишком сложно, – повторил Шах, отставляя кубок. – Ты сам говорил, что это не живой язык, а всего лишь дурацкая аб.. аберко… троллиное дерьмо, выдуманное жрецами орк знает какого свихнутого божка. Думаешь, они стали бы рвать пупок лишний раз?
– Почему бы и нет, – пожал плечами Шон, раскладывая шелковые лоскутики вдоль края стола. – У жрецов не так уж много насущных дел. Если они вбили себе в тупые бритые башки, что таким способом сумеют восславить своего повелителя…
– Смотри, – продолжил он, разворачивая карту. – Самая первая надпись. Четыре закорючки. Эта… эта… эта… и вот эта. Что получается?
– Хрень! – твердо сказал Шах. – Большой вес… правлен… делать сильнее… шевелящий конечностями. Бред пьяного муравья!
50 
