Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
71 
Льячи отвернулся.
– Лекаря сюда! – гаркнул он. – Живо!
Его взгляд упал на группу дружинников, по которым пришлась очередь «Утеса».
Пятеро лежали неподвижно. Шестой пытался подняться, не замечая, что в плече у него зияет чудовищная дыра и рука, на которую он пытается опереться, на самом деле болтается на обрывках мышц и сухожилий. После очередной, пятой по счету попытки он наконец посмотрел вниз – и закричал.
Бум-бум-бум-бум!
АГС дергался в лапищах наводчика как живой.
– На раз-два, – скомандовал сержант Федорчук, – взяли!
Вместе со станком АГС-17 тянул на тридцать кэгэ, поэтому Переверзнев добавил в расчеты по дополнительному человеку. Но все равно, развернуться в узкой траншее было…
– А-а-а… – оказавшийся последним Хибулько заорал и, не выпуская ремень, начал биться задом о стенки траншеи.
Стоявший лицом к нему Федорчук успел заметить, как на их бывшей позиции полыхнуло прозрачное рыжее пламя – словно кто-то открутил огромную конфорку с плохо очищенным газом. Но пламя почти сразу же исчезло.
– Да перестань ты! – рявкнул наводчик, заглядывая за спину Хибулько. – Там даже гимнастерка не прожжена, так, дымится.
Переверзнев озабоченно покосился вбок. Нет, обошлось. Черная шевелюра Федорчука мелькала на запасной позиции. Очередь! Старший лейтенант снова приник к биноклю. Черные дымки взвихрились между бегущих фигурок – и фигурок не стало.
– Ландин! – прокричал Льячи, перепрыгивая через упавшего дружинника. – Ты можешь их достать?!
– Я пытаюсь!
Сейчас Ландин троекратно клял себя, что был так невнимателен на уроках Шуумшина. И десятикратно – что впредь будет самым примерным учеником во всей замковой скулле. Ну и что с того, что владетелю он приходится даже не побочным сыном, а так, троюродным братом? Бывает, оказывается, и в нем, бездаре, нужда!
Но сейчас он не мог сосредоточиться на бегу. Приходилось останавливаться, хватать распахнутым ртом воздух, направлять силу туда, где вспыхивали несущие смерть огоньки, – и бежать дальше, потому что было слишком далеко. Слишком далеко для него.
– Постарайся сжечь ту штуку, что справа! – крикнул Льячи. – Ту, от которой черный дым!
Бегущий через человека от него дружинник качнулся назад, «поймав» шлемом пулю «Утеса» – и обезглавленное тело рухнуло на траву.
Старший лейтенант еще раз провел биноклем вдоль цепи. Может, тот, в начищенной кольчуге? Или этот, в черном? Или во-он тот мозгляк чуть позади? В этот момент мозгляк остановился, вытянул руку – и на склоне ниже окопов полыхнуло знакомое рыжее пламя.
– Полсотни метров от правого края! – закричал Переверзнев, высовываясь из окопа. – В синей куртке, держится сзади! Все – по нему!
В ответ звонко застучали автоматы десантников.
Когда вокруг начали вырастать фонтанчики земли и трое дружинников, бегущих впереди, разом, словно наткнувшись на невидимую преграду, отлетели назад и рухнули, как сломанные пугала, Ландин даже не успел толком испугаться.
Он замер на миг, метнулся влево – пулеметная очередь вошла ему в бок, швырнула на землю. Одна из пяти пуль пробила сердце.
Переверзнев опустил бинокль. Медленно досчитал до пяти, поднял ракетницу, еще раз нашел взглядом приметный светло-зеленый куст на обочине – и нажал на спуск. Красный огонек с шипением взмыл вверх.
Льячи успел услышать гулкий вздох впереди – а потом что-то жарко толкнуло его в спину. Он успел увидеть стремительно приближающиеся к нему голубенькие полевые цветочки – и наступила темнота.
Переверзнев выпустил еще одну – зеленую – ракету, и из-за гребня, ревя моторами, выскочили бээмдэшки. Они понеслись в поле, обходя остатки атаковавшей цепи, сошлись метрах в двухстах позади нее, резко развернулись и замерли.
Наступила тишина.
* * *
Когда из-за леса послышался давешний рев, сопровождаемый металлическим лязгом, Кьюди моментально бросил миску с недоеденной похлебкой и вихрем взлетел на чердак.
Хвала Керуну, их чердачное окно выходило как раз на дорогу, и он мог ясно видеть, как из-за поворота одна за другой выпрыгивают черные самоездные повозки ши.
Эти повозки были не такие, как та, что въехала в деревню вечером третьего дня и стояла сейчас в круге выжженной земли посреди площади. Три первые были приземистые, словно какой-то великан, играя, придавил их своим великанским каблуком, и у них совсем не было колес, только непонятное мельтешение по бокам у самой земли. Что именно там мельтешило, Кьюди не разглядел, но решил, что там, должно быть, много-много маленьких ножек, которые-то и двигают повозку ши подобно мохнатой гусенице. Зато на верху четвертой был натянут точь-в-точь такой же тент, как на фургоне бродячего лудильщика, побывавшего у них три года назад. Хотя Кьюди и было тогда всего семь, он хорошо запомнил этот тент, делавший фургон лудильщика очень похожим на давно некормленую брухиму.
71 
