Анджелина явно почувствовала её колебания, потому что сказала:
— Ну, я дам тебе номер, а ты подумай об этом. Я действительно была бы рада пойти с тобой.
— А где находится эта парикма… этот салон?
— В Найтсбридже.
— В Найтсбридже?!
Боже, да только добраться туда — это уже целое состояние…
— Но это ведь не на Луне, Барбара! — сказала Хадия.
Её мать предостерегающе подняла палец.
— Хадия Халида!..
— Всё в порядке, — поспешила сказать Барбара. — Просто она слишком хорошо меня знает. Если ты дашь мне номер, я позвоню туда прямо сейчас. А ты хочешь туда поехать, детка? — спросила она Хадию.
— Ой, да-да-да! — закричала Хадия. — Мамуля, можно мне поехать с Барбарой, а?
— И ты тоже, — сказала Барбара Анджелине. — Думаю, мне совсем не помешает поддержка в таком предприятии.
Анджелина улыбнулась. У неё, как отметила Барбара, была очень приятная улыбка. Ажар никогда не рассказывал, как он познакомился с Анджелиной, но Барбаре казалось, что первым делом он должен был заметить именно её улыбку. А поскольку он мужчина, то далее он должен был обратить внимание на тело, гибкое и женственное, и ухоженное, и одетое так, что Барбара и не надеялась повторить подобный стиль.
Она достала сотовый телефон, собираясь позвонить в салон, но телефон сам зазвонил прежде, чем она успела набрать номер. Барбара посмотрела на дисплей — это был Линли. Барбаре не понравилась радость, охватившая её при виде его номера.
— Похоже, дело с волосами придётся отложить, — сказала она Анджелине. — На этот звонок я должна ответить.
Лондон, Чок-Фарм
— Вы чем заняты? — спросил Линли. — И где вы? Можете говорить?
— Голосовые связки пока целы, если вы об этом, — ответила Барбара. — Если же вы о том, не услышит ли кто… Чёрт, что же он там говорил Дастину Хофману?..
— Барбара, о чём это вы?
— О Лоуренсе Оливье. Фильм «Марафонец». Не спрашивайте. Я дома, более или менее. Я хочу сказать, что стою на террасе перед квартирой Ажара, и вы спасли меня в последний момент, потому что иначе мне пришлось бы отправиться к стилисту, чтобы доставить удовольствие суперинтенданту Ардери. Я как раз думала, не сделать ли мне причёску в стиле восьмидесятых. Или такую, какую носили во время Второй мировой войны — знаете, с валиками над ушами, ну, если вы вообще понимаете, о чём речь. Когда волосы укладывают по обе стороны лба как колбаски. Никогда не могла понять, как всё это держалось. Может, туалетную бумагу внутрь набивали?
— Интересно, теперь все наши разговоры будут иметь такое направление? — полюбопытствовал Линли. — Если честно, мне всегда казалось, что заботы о внешности не входят в круг ваших интересов.
— Те дни остались в прошлом, сэр. Так чем я могу быть полезна? Я так понимаю, вы позвонили не просто так, не для того, чтобы узнать, продолжаю ли я брить ноги.
— Мне нужно, чтобы вы кое-что для меня выяснили, но так, чтобы никто ничего не видел и не слышал. Возможно, придётся и побегать. Как, возьмётесь? И сможете ли?
— Наверное, всё зависит от того, что именно вам нужно. Тут, знаете ли, разговоры ходят…
— О чём?
— О том, куда вы пропали, почему, кто вас туда отправил и так далее. Общее мнение в целом таково: вы заняты где-то там неким монументальным расследованием чего-то такого вроде коррупции в полиции, и вы подкрадываетесь к какому-то заброшенному дому, чтобы поймать того, кто передаёт кому-то деньги, или же ловите кого-то, кто тычет электродами в невинного, добывая ложное признание… Ну, вы меня поняли.
— А вы?
— В смысле, что думаю я? Хильер впутал вас по самое не балуйся в дело, к которому сам не желает прикасаться даже тростью. Вы можете ошибиться, вы можете провалиться в дерьмо, а он всё равно будет благоухать, как роза. Угадала?
— Насчёт Хильера — почти. Но вы пристрастны.
— И это всё, что вы можете сказать?
— Пока да. Так как, хотите?
— Что? Протянуть руку помощи?
— И так, чтобы никто ничего не знал. Вам придётся уходить от радара. И в особенности не попадитесь…
— Суперинтенданту?
— Да, потому что у вас могут возникнуть проблемы. Пусть даже ненадолго.
— А ради чего ещё я живу на свете? — усмехнулась Барбара. — Давайте говорите, что вам нужно.
Лондон, Чок-Фарм
Как только Линли произнёс «Файрклог», Барбаре всё стало ясно. И не потому, что она внимательно относилась к жизни всех людей, обладавших титулами в Соединённом Королевстве. Далеко не так. Скорее потому, что она была преданной читательницей «Сорс», хотя и скрывала это ото всех. Барбара уже много лет была привязана к этому изданию, она стала беззащитной жертвой гигантских заголовков и восхитительно непристойных фотографий. Когда бы она ни проходила мимо рекламного щита, стоявшего на тротуаре и во всё горло кричавшего о новой истории, напечатанной на первой странице, ноги сами несли её к табачной лавке на углу, она протягивала деньги — и получала отличную порцию сплетен, которыми можно было подсластить дневную чашку чая и сухое галетное печенье. Так что имя Файрклога было ей знакомо не только в связи с частыми упоминаниями в газетах бизнеса барона Айрелетского, служившего поводом к грубым шуткам журналистов в течение многих лет, но и потому, что у барона был непутёвый наследник Николас.