— Не знаю, что и думать.
Он выпил остатки молочного коктейля, высоко задрав подбородок, и помахал стаканом официантке.
— Шоколадный, пожалуйста.
У него на тарелке еще оставалась парочка луковых колец и совершенно нетронутый салат. Принесли новый коктейль, и процесс поглощения пищи возобновился: чавк-чавк-чавк, глоток, бульк-бульк-бульк, салфетка. Мне показалось, что он следует какому-то странному ритуалу, что ему обязательно нужно закончить есть и пить одновременно. Я так и видел, как встает солнце, а мы все сидим в этой забегаловке, заказываем и заказываем, пока еда и питье не закончатся — вместе. Аминь.
Или он просто очень, очень хотел есть.
— Гляньте туда, — сказал старик, указав перепачканным в шоколадной пене кончиком носа на темную церковь за окном. — Там приют. Но двери запирают в девять, так что по четвергам я не успеваю.
Я даже спрашивать не стал, почему он предпочел постели игру в шашки, мне и так было все ясно. Вместо этого я спросил:
— Где вы научились играть?
Он вытер лицо отвратительно жирной салфеткой. Я протянул ему другую, он утерся, скомкал, бросил на пол.
— В дурдоме.
Я снова вежливо улыбнулся. Во всяком случае, попытался улыбнуться.
— Ха-ха-ха, куча мусора на ковре! — Он стал пальцами доставать из тарелки салат, разглядывать его на свет и совать в рот. С листьев на стол капал соус. — Очень я зелень люблю, — признался Джо, тщательно пережевывая пищу.
— И сколько вы там пробыли?
— С семьдесят второго по семьдесят шестой. Там чему хочешь можно научиться. Это у меня было вместо высшего образования. — Он снова заржал, сделал глоток, закашлялся, выплюнул немного молочного коктейля и вытер подбородок. — Если у вас крыша не отъехала до того, так она непременно отъезжала там — от скуки.
— Сэл сказал, вы были чемпионом мира.
— Мог бы и поменьше болтать. Да, было дело, срубил чуть-чуть деньжат. Но шашками много не заработаешь. А теперь вообще компьютер сделали, попробуй его обыграй. Человек нынче вроде аппендикса, никому не нужен. — Он откинулся на спинку стула и погладил живот. Непонятно было, как в него все это влезло. На столе осталось только немного молочного коктейля, и старик смотрел на свой стакан с вожделением. — Хотите узнать что-нибудь про Виктора — купите мне десерт.
Я помахал официантке. Джо попросил пирог с кокосовой стружкой.
— Кончился.
Джо посмотрел на меня:
— Хочу пирог с кокосовой стружкой.
— Съешьте клубничный, — предложил я.
— По-вашему, это достойная замена?
— Ну…
— Нет стружки, так давайте с шерстью, — сказал старик.
Официантка посмотрела на него, на меня, покачала головой и ушла.
— Принесите что есть, — закричал ей вслед Джо и повернулся ко мне: — Я съем шоколадное мороженое.
Я встал и пошел догонять официантку.
Джо мрачно разглядывал скатерть, пока девушка не вернулась с десертом.
— Виктор тоже был в дурдоме, — сказал старик.
— С вами?
— Нет. — Он хихикнул. — Вы его никогда не видели, да?
— Не видел.
— Он меня намного старше. Я с ним только в клубе познакомился.
— Когда это было?
— Как я рекламу повесил, так мы сразу и познакомились. Значит, в восемьдесят третьем. Я понаделал флаеров и расклеил по телефонным будкам. Вот он и пришел, с флаером в руке, будто это у него билет такой. В тот вечер нас было только трое: я, Виктор и Рауль. Рауль пару лет назад коньки отбросил. Мы с Виктором все время играли, а остальные долго не задерживались. Я сразу понял, что Виктор сильный игрок — он здорово Рауля прокатил.
— А вас?
Старик поднял голову:
— Я сказал «сильный игрок». Просто сильный.
Я извинился.
— Да кому теперь какое дело? Мне никакого. А если вам есть дело, то я больше ничего не знаю.
— Он никогда не говорил, в какой больнице лежал?
— Где-то на севере.
— А точнее?
— Это будет стоить дорого.
Старик молча доел свое мороженое и выскреб вазочку ложкой, подбирая остатки шоколадного соуса. Потом хмыкнул, глубоко вздохнул и сказал:
— Нью-Йоркский центр социально-психологической реабилитации. Вот как он назывался.
Я записал.
— Спасибо!
Он кивнул, вытер рот салфеткой и бросил ее под ноги проходящей официантки. Она зашипела на него, и Джо послал ей воздушный поцелуй.
— Вы простите, мне надо попить в минус, — сказал он, поднимаясь.