73 
Да и расстаться с огромным кушем, только чтобы выяснить, кровь это или не кровь, мне тоже не улыбалось. Или, может, это кровь, но не того, кто нам нужен.
Напрасно я так переживал. Когда на следующее утро я позвонил Холлистеру, секретарша сообщила мне, что его нет.
В понедельник и вторник я слонялся по дому Мэрилин, а Исаак висел у меня на хвосте, словно тень борца-сумоиста. Когда мы с ним отправились вставлять новые зубы, он проголосовал за золото и решительно отверг керамику. «У всех реальных пацанов во рту голда».
В среду ко мне приехали двое ребят из полиции. Другие, не те, что были в больнице. По крайней мере, мне так показалось. Я не очень ясно их запомнил. Эти были из отдела по борьбе с правонарушениями в сфере искусства, они ловили тех, кто крадет картины. Сразу стало понятно, что это чудики. Фил Трег состоял из одного живота. Его аляпистый галстук торчал на пузе, как ирокез. Говорил Трег с сильным бруклинским акцентом и от души смеялся собственным плоским шуткам, которых у него в запасе был целый мешок. Его партнер был лет на десять помоложе. Очень замкнутый, вежливый, загорелый, одежда неброская, хаки сверху, хаки снизу. Фамилия у него была Андрейд. Трег велел мне звать напарника Бенни, но я решил обойтись без фамильярностей.
Андрейд и Трег считали, что нападающий хотел получить картины, а не искалечить меня. Потому что ведь кошелек-то остался на месте. Трег добавил, что меня избили «не больше, чем надо было» (я ответил, что, по мне, так бить вообще не стоило). Вор почти наверняка кто-то из своих, он связан с миром искусства, а может, работал на кого-то, кто был связан с этим миром. Иначе совсем непонятно, как он обо мне узнал или как он надеялся продать украденное. Полицейские задали мне множество вопросов. Я уходил от ответов на вопросы про клиентов, поскольку не хотел, чтобы полиция трясла безусловно невинных людей, которым наверняка очень не понравится это вторжение в частную жизнь. Зато я показал им письма Крейка и в красках описал, как пытался найти его, как встречался с Макгретом, как ходил в полицию в последний раз.
Андрейд, щурясь, разглядывал письма.
— Вы уверены, что это от него?
— Почерк похож.
— А что именно «Стоп»… О чем речь? Что вы делали? — спросил Трег.
— Без понятия. Наверное, ему не понравилось, что мы устроили выставку. Но тогда непонятно, чего он сейчас-то бесится? Выставка закрылась почти месяц назад.
— Может, он хочет получить свои картины обратно?
Я не знал, что ответить.
— Еще каких-нибудь недоброжелателей можете припомнить?
Единственное, что мне пришло в голову, — Кристиана Хальбьёрнсдоттир. Поколебавшись, я назвал им ее имя.
— Вы не могли бы продиктовать по буквам?
Они собирались сидеть и ждать, когда рисунки всплывут. Поскольку я был обладателем практически всей коллекции, если хоть одна картинка появится на рынке, она наверняка краденая. Отличный план. А если есть еще Крейки, о которых я и не подозреваю? А если вор не будет продавать картины? Но как ни суди, примет нападавшего у нас не было, так что больше нам ничего не оставалось. А когда его поймают, надо будет еще доказать его вину, потому что опознать-то я его не смогу. И доказать ее будет непросто, почти невозможно. Если только у него не найдут рисунки, которые и свяжут его с местом преступления.
От всех этих рассуждений мне совсем поплохело. В первые несколько дней после выписки Мэрилин вела себя как чрезмерно заботливая мамаша. Звонила каждые полчаса, будила меня, чтобы узнать, как я спал, присылала помощников с книгами, на которых я не мог сосредоточиться, вечером готовила ужин — курицу, котлеты, короче, что-нибудь с протеином — и силой впихивала в меня еду, приговаривая, что я ужасно похудел и похож на Игги Попа. Она подшучивала надо мной, стараясь поднять мой дух, но меня ее шуточки уже достали. Мэрилин боялась меня потерять, но еще больше она боялась показаться сентиментальной, поэтому всякий раз, проявляя, как ей казалось, чрезмерную чувствительность, она тут же разворачивалась на сто восемьдесят градусов и требовала от меня чего-нибудь идиотского. Условия при этом выставлялись жесткие и бессмысленные. Например, однажды Мэрилин привезла мне суши и потребовала, чтобы я ел их только за столом. А в кровати нельзя.
— Тебе надо двигаться.
— Мэрилин, я же не инвалид.
— У тебя ноги атрофируются.
— Я устал.
— Вот-вот. Первый признак атрофии. Вставай и походи немного.
73 
