Особенно,... 
92 
— Вы полицейский, Teniente. Я обязан вам доверять.
— Конечно, обязан, guey. Каждое мое слово — закон. — Фахардо встал и объявил: — Заседание суда открывается.
— Суда? — спросила Глория.
— Вы совершили преступление, сеньора, и вам придется поплатиться за содеянное.
— Сейчас не лучшее время для этого, Teniente.
— А вы тут, знаете ли, не распоряжайтесь. Вы находитесь под судом. И как с вами поступить, решать государству.
Мысль об олицетворяющем государство Teniente Тито Фахардо породила в воображении Глории его портрет в костюме Наполеона, — Фахардо стоял на этом портрете, засунув большие пальцы рук под жилетку.
— Перенести заседание суда никак нельзя? — поинтересовалась она.
Фахардо помотал головой — в шести направлениях, что, по-видимому, означало нет.
— Чистое правосудие слепо, — объявил он. — А что это значит? Слепота — это когда вы ничего не видите. А когда вы чего-то не видите? Когда оно движется слишком быстро. И потому: чем быстрее совершается правосудие, тем оно чище. Ну так осуществлением его мы и займемся.
Он ударил кулаком по ладони.
— Я объявляю вас виновной, — пробормотал он, обморочно клонясь к Глории. Несильный, сладкий запах исходил от него — сахар просачивался сквозь кожу Фахардо, как патока просачивается сквозь юфть ботинок. Пьян он был как сапожник. — Вынесенный вам приговор может быть приведен в исполнение прямо здесь.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, — сказала Глория.
— Что же это был бы у нас за закон, если бы мы применяли его селективно? — Последнее слово, selectivamente, получилось у Фахардо винегретом из «сл» и «тв».
— По-моему, мы до сих пор и без закона хорошо обходились, — сказала Глория.
— Пфффф! — Teniente чопорно выпрямился. — Вы то признаете свою вину, то отрицаете. И что прикажешь делать полицейскому, a, guey? Я тебе скажу — что. Ты мужчина, ну так и будь мужчиной. Вы оба заслужили по сроку.
Фахардо проворно извлек из кармана наручники и приковал руку Карлоса к подлокотнику его шезлонга.
— Одиночное заключение, — сообщил он. — Электрический стул!
И, исполнив под аккомпанемент собственного мурлыканья несколько торжествующих танцевальных па, допил остававшееся в бутылке пиво.
— Yo soy el policia, уо tengo manillas rdpidas [62] …
Он вскрыл еще одну бутылку и сунул ее Глории в руки, другую, последнюю, предложил Карлосу, сказавшему:
— Нет, спасибо.
Глория поставила бутылку на пол. Фахардо этого не заметил, он опустился в свой шезлонг и повернулся лицом к горам.
— Вы не представляете себе, что сейчас увидите. — Он махнул рукой на горизонт.
Солнце почти уже село.
— Это зрелище… — Он попытался произнести presiosa [63], но, не справившись с двумя «с», заменил его на linda [64].
— Мы его видели по дороге, — сказала Глория.
— Ннннне… — Фахардо покачал головой, к которой присоединилось и все его тело. — Вы не видели самого главного.
Глория собралась было спросить, что представляет собой самое главное, однако Фахардо поднял ладонь, не дав ей произнести ни слова, — и поднимал всякий раз, как она пыталась заговорить: целых пять минут, пока солнце не сошло со сцены окончательно.
— Смотрите, — только и выдохнул он.
Облака неторопливо меняли цвет, становясь тем ярче, чем пуще темнело небо. Минуты полторы контраст этот все усиливался: розовое облако рассекало небо, желтое плыло по нему, а затем оба они — нереальные и светозарные — забелели на угольной черноте.
Чем все и завершилось. Облака начали быстро темнеть, повторяя ту же литанию красок, что и небо за девяносто секунд до них. Россыпь яркой картечи пробила черноту небес, разбудив цикад. Хлынувший с неба слабый свет обратил лица трех сидевших посреди патио людей в маски.
— Ну вот, — сказал Фахардо, — разве это не самое лучшее?
— Очень красиво, — согласился Карлос.
Фахардо повернулся к нему:
— Ты и вправду никогда этого раньше не видел, guey!
— Никогда, сеньор.
— Ну, значит, кое-что ты в жизни проглядел. — Teniente взглянул на бутылку Глории: — Пить, стало быть, не желаете. Я уверен, ваш друг не отказался бы от глоточка, — он ведь за вас срок мотает.
— Я предпочитаю страдать безмолвно, — сказал Карлос.
— Вы настоящий рыцарь, сеньор. И родились через четыре тысячи миллиардов лет после настоящего вашего времени. — А затем Глории: — Где вы его подобрали?
92 
