Особенно,... 
94 
— Да.
— У тебя хороший словарный запас, изощренный. Как у преподавателя компьютерного дела.
Карлос взглянул на Глорию, и та произнесла одними губами: ничего, ничего.
Фахардо сказал:
— Значит, живешь в столице, работаешь на Эдди Животное. Дети?
— Нет.
— Я так и думал. Ты не похож на отца семейства вроде меня. Вот у меня дети есть.
— Мы знаем, — сказала Глория. — Мы их видели.
— Значит, вы в дом заходили? — Фахардо стер со лба пот. — И жену мою видели?
— И ее тоже.
— Ну, тогда вы знакомы со всем семейством. Можете теперь к нам на Рождество приезжать. С конфетками для деток. Детки любят конфетки. Накупите их побольше.
— Попробую, если получится. Но я хочу спросить вас кое о ком, Teniente.
— У вас-то у самой детей нету, сеньора, верно?
— О том человеке, которого я…
— Так вы его… это самое?
— Нет. Послушайте…
— По правде сказать, не многое потеряли, — перебил ее Фахардо.
— Вы солгали мне, Teniente, — сказала Глория.
Фахардо выпрямился. И повернулся к ней, точно башня танка.
— Да ну? — спросил он.
— Да, Teniente.
— Ни черта подобного.
— Вы же еще не слышали того, что я собираюсь сказать.
— А это неважно, потому что я не солгал вам ни разу.
— Человек, которого я искала? Вы сказали мне, что он умер, Teniente.
— Глория, — произнес Карлос. — Спокойнее.
— А он и умер, — сказал Фахардо.
— Чушь, — сказала Глория.
— Глория…
— Вы сказали, что он погиб в автомобильной катастрофе, — продолжала она. — И дали мне урну.
— Так ведь вы же настаивали, — ответил Фахардо. — Я предлагал вам отдохнуть, но вы уехали, терзаясь горем.
Фахардо трезвел прямо на глазах; Глория видела, как он борется с опьянением. Он встал, укоризненно погрозил ей пальцем.
— Я понимал, что делать этого не стоит, и все же отпустил вас. Горюющие люди непредсказуемы, особенно женщины, и порой трудно…
— В урне был вовсе не прах.
— Если вы не верите мне, попробуйте восстановить из него человека. И вы увидите — это он, тот самый.
— Там был кофе, Teniente.
У Фахардо отвисла челюсть.
— Ладно, — сказал он. — Ладно ладно ладно. Вы перегрелись на солнце, сеньора. И у вас начались галлюцинации. Такое случается и с лучшими из нас. А в пустыне — сплошь и рядом, особенно когда организм обезвожен. У людей начинаются галлюцинации. Помните, я вам мираж показывал? Воду помните?
— Это была не галлюцинация, — сказала Глория. — Просто игра света.
— Отчасти да, отчасти нет. Вы уж поверьте, я видел этот мираж примерно девять тысяч раз, и — иногда? — иногда он выглядит более реальным, чем в остальные разы. И если вы не следите за уровнем жидкости в вашем организме, иллюзия становится чуточку убедительнее. — И Фахардо хлопнул ладонью о ладонь. — Вам необходимо выпить. Я принесу пива.
Он шагнул в сторону сетчатой двери.
— Спиртное лишь обезвоживает организм еще сильнее, — сказала Глория.
Фахардо раздраженно фыркнул:
— Ну, как знаете…
Он подошел к краю патио, соступил на землю, поднял узловатую сухую палку и, опершись на нее, точно геодезист, уставился в пустоту. Наступило молчание.
— Вон то разрастающееся чудовище — Чарронес, — наконец сказал он. — Когда мы перебрались сюда, Элиза хотела поселиться в нем.
Фахардо почесал руку, сплюнул и нервно оглянулся на дом, словно ожидая, что из него выскочит, размахивая скалкой, его жена.
— Отсюда хоть вид открывается хороший, — прибавил он. — Я пришлю вам открытку, сеньора. Повесите ее на стену. Я устал, у меня выходной, я хочу насладиться этой ночью. Возвращайтесь в Америку.
— Teniente, — сказала, выпрямившись, Глория.
— Если хотите выяснить что-то, спрашивайте ртом, а не задницей, сеньора. Я не собираюсь торчать здесь в единственную мою свободную ночь и отвечать на дурацкие вопросы о каком-то прахе.
— Кофе в урну насыпали вы или кто-то другой?
— Я полагал, что с этим мы уже покончили.
— Тело…
— Кремировано.
— И пепел обратился в кофе?
— Может быть, — ответил Фахардо. — А может быть, он был реинкарнацией Хуана Вальдеса[67].
— Я высыпала так называемый прах в воду…
— Ну зачем же вы так? — Фахардо притворился, что его передернуло от отвращения. — Это святотатство.
94 
