57 
Затем корабли направились на северо-северо-восток. 2 октября открыт был одинокий необитаемый островок — Уэйк. Ни воды, ни плодов обнаружить тут не удалось, Менданья урезал дневные рационы: каждому члену экипажа вне зависимости от его звания выдавалась кружка протухшей воды и полфунта сухарей.
17 октября после полудня начался жестокий шторм. „Я плавал 45 лет, — писал Гальего, — но никогда еще не видел, чтобы ветер налетал с такой силой“. И на „Капитане“ и на „Альмиранте“ паруса были изодраны в клочья. Волны непомерной высоты перехлестывали через палубы, на „Капитане“ смыло рубку и надстройку, в которой помещались каюты командиров.
Во время шторма корабли разлучились. Оба корабля следовали, однако, одним и тем же курсом на восток, примерно вдоль 28° северной широты. На „Капитане“, как отмечает Катойра, люди совсем приуныли. Матросам и солдатам казалось, что никогда не удастся дойти до Калифорнии, и они потребовали, чтобы Менданья повернул назад к Соломоновым островам. Это требование Менданья категорически отверг. Объявился новый враг — цинга. У людей распухали руки и ноги, из кровоточащих десен выпадали зубы. От цинги и голода многие слепли. Миновал ноябрь, но никаких признаков земли не было видно. На „Альмиранте“ допивали последние капли воды; Ортега тяжело заболел, и потрепанный бурями корабль вел Сармьенто. Его вахта была бессменной, ибо почти вся команда выбыла из строя.
12 декабря с „Капитаны“ заметили в море большое бревно; оно „было чистым и не обросло ракушками“, и это внушило всем надежду на близость берега. Но только семь дней спустя, 19 декабря, Гальего с кормы „Капитаны“ заметил землю. То был безлюдный калифорнийский берег, вдоль которого Менданья повел „Капитану“ на юг. Только 23 января 1569 года, на сто шестьдесят второй день плавания, „Капитана“ была введена в мексиканскую гавань Колиму, куда спустя три дня вошла „Альмиранта“. Путешествие, однако, на этом не закончилось.
До Кальяо оставалось 2 тысячи миль, а местные власти, не получив соответствующих указаний свыше, категорически отказались отпустить средства и материалы для ремонта кораблей.
Когда 4 апреля Менданья привел „Капитану“ и „Альмиранту“ в гавань Коринто, на побережье Никарагуа, где обычно ремонтировались казенные суда, начальник порта отказался дать взаймы необходимые для ремонта суммы, и Менданья продал и заложил все свое имущество, чтобы оплатить ремонт судов.
26 мая корабли вышли из Реалехо и 26 июля прибыли в Кальяо. Экспедиция в Южное море закончилась. Итоги этой экспедиции в весьма малой степени соответствовали ожиданиям ее организаторов. Не удалось найти сокровищ царя Соломона, не было на новооткрытых островах золота, серебра, жемчуга и алмазов. А Менданье хорошо было известно, что все земли, где не удалось открыть драгоценных металлов, числились в коронных реестрах как никчемные.
„На мой взгляд, — писал королю в марте 1569 года Хуан де Ороско (чиновник, которому поручено было опросить Менданью и его спутников), — и сообразно тому отчету, который я получил (от Менданьи), острова, открытые на западе, имеют весьма ничтожное значение… ибо в ходе сих открытий не было найдено даже признаков пряностей, золота и серебра и иных источников дохода, а населяют те острова голые дикари…“
Секретные карты Соломоновых островов были надежно упрятаны в архивные тайники.
А между тем этот „бесплодный“ поход на Соломоновы острова был великим географическим подвигом. 16–17 тысяч миль прошли корабли экспедиции Южным морем, в водах, которые до той поры не посещали европейские мореплаватели. Открыт был новый путь, пересекающий почти весь Тихий океан в приэкваториальных водах южного полушария, открыты острова и архипелаги в западной, наиболее отдаленной от европейских и перуанских гаваней, части Южного моря. Ведь от Соломоновых островов рукой подать было не только до Новой Гвинеи, Филиппин и Малайского архипелага, но и до большой земли, которую суждено было тридцать с лишним лет спустя открыть голландским мореплавателям и которая ныне носит название Австралия.
Вторично эти острова удалось открыть лишь через двести лет, причем слава этого открытия досталась не испанским мореплавателям, а французу Бугенвилю и англичанину Картерету.
Менданью не обескуражил плачевный финал экспедиции на Соломоновы острова. Возвратившись в Перу, он немедленно разработал план новой экспедиции. Ему все еще казалось, что этот далекий, населенный воинственными островитянами архипелаг можно превратить в цветущую колонию Испании. Менданья полагал, что на Соломоновы острова надо перебросить несколько сот колонистов (мужчин и женщин, земледельцев и ремесленников) и с их помощью заложить на Гуадалканале и Сан-Кристобале города и расчистить под плантации непроходимые джунгли.
57 
