185 
Много еще злоупотреблений нашел митрополит Гавриил в сочинениях Ф. Кречетова, а его обещание издать "открытого масонства святую истину" и намерение писать о законах назвал вредом. Правительство дало понять неисправимому правдоискателю, что пора бы ему остепениться, однако он не внял этим предостережениям и даже пытался обжаловать решение Управы благочиния в Святейшем Синоде, прося разрешения самому быть цензором собственных изданий. Но митрополит Гавриил признал "излишними домогательства" Ф. Кречетова, в просьбе велел отказать и вообще, чтобы он "в не заслуживающих одобрения сочинениях не упражнялся и оных печатать самовольно не отваживался".
После запрета передавать свои мысли обществу из жизни Ф. Кречетова ушло все, о чем он мечтал и на что надеялся. Выздоровев, он поселился в доме Д. Татищева, но стал вспыльчив и раздражителен, в спорах порой доходил до бешенства, чем часто пользовались жившие в доме люди. К тому же он люто возненавидел митрополита и, забыв о всякой осторожности, бранил его на всех петербургских перекрестках. И три человека из живших в доме Д. Татищева написали донос, что в своих речах Ф. Кречетов порицает начальство, "пристойными красками изображает" уложение французское и намеревается различными вольностями довести человечество до высшей степени благополучия, а также просветить Россию и тем самым избавить народ от царского ига, в котором он по слепоте своей пребывает… Указывалось также, что Ф. Кречетов, "негодуя на необузданность власти, восстав на злоупотребления, возвращает права народу"; сообщалось и о его замыслах убить петербургского митрополита, и о поношении властей, и о его желании с помощью войск освободить крестьян и т. д. Донос обратил на себя внимание петербургского генерал-губернатора, и тот направил его в Тайную канцелярию для особого расследования. Ф. Кречетова арестовали, все рукописи его тщательно просмотрели, но начавшееся по его делу следствие было направлено на выяснение не его преступлений, — их, собственно говоря, и не было, а на выяснение мыслей, слов и желаний правдоискателя.
Следствие велось очень быстро, так как были добыты неопровержимые доказательства его "злонамеренности", в частности, то, что он неприлично выражался об императрице и особенно о митрополите Гаврииле. Да и свидетели порассказали много всего, кроме купца Еркова, который и под пыткой ни в чем не признался. Сам Ф. Кречетов на обвинения отвечал, что доносчик, видимо, принадлежит к людям, которые исказили его мысли и стремления: "сказанной им речи пересказать не могли, прибавляют всю истинную речь своим умом и в совсем другой вид переделывают". Он предрекал митрополиту Гавриилу участь московского митрополита Амвросия, растерзанного толпой в дни чумного бунта, пугал власти солдатским восстанием, даже грозился заточить в монастырь саму императрицу — "как убивицу, впадшую в роскошь и распутную жизнь".
Два месяца Ф. Кречетова допрашивали в Тайной канцелярии "с пристрастием". Вызванные свидетели подтвердили донос в надежде заслужить себе прощение, сам же узник отрицал только выдвинутое против него обвинение поднять солдат и крепостных крестьян на восстание. Однако своего отрицательного отношения к самодержавию и лично к русской императрице не скрывал… Генерал-прокурор А. Н. Самойлов писал тогда: "Из всех его мыслей и произносимых им слов видно, что он не хочет, чтобы были монархи, а заботится более о равенстве и вольности для всех вообще, ибо он, между прочим, сказал, что раз дворянам сделали вольность, для чего же не распространить оную и на крестьян, ведь и они такие же человеки".
Оскорбления ничтожного поручика не беспокоили Екатерину II и ее окружение. Их интересовало другое: не стоят ли за Ф. Кречетовым более влиятельные силы. Но даже самое тщательное расследование всех связей отставного поручика не дало никаких результатов, и следствие пришло к выводу, что он достоин строгого наказания за лишь то, что своими крамольными речами мог людей подвигнуть к неприятному для государства предприятию, ибо все они наполнены рассуждениями о вольности, однако не открылось, чтобы он мог учинить возмущение или собрать вредную шайку… Похвальба сделать в России то, чего еще не было, — все это из хвастовства, а на деле он ничего не произвел бы, потому что никакой привилегии он не получил бы и не мог бы собрать сволочь; а если бы стал делать солдатам и холопам внушение о вольности, то это скоро бы обнаружилось.
185 
