Прежде чем выйти из комнаты, Вольф вытащил свой тяжелый «вальтер» из ящика письменного стола и сунул в карман пальто. Этот жест всегда производил впечатление на отца Урсулы, внушая ему уважение к любовнику дочери, что тоже нравилось Вольфу.
Когда они выходили из спальни, старик доверительно и по-отечески положил Вольфу руку на плечо.
– На следующей неделе я получу большую партию коричневого и серого габардина. Я закажу для тебя несколько прекрасных костюмов – это будет мой подарок. И если кто-то из твоих друзей захочет купить, я уступлю по хорошей цене. Только из уважения к тебе.
Вольф важно кивнул. Он открыл входную дверь, и Урсула крикнула ему вслед:
– Смотри, осторожнее!
Он вышел из полуподвала и зашагал по улице в направлении клуба «Ратскеллар». Идти ему было только минут пятнадцать, так что времени у него еще оставалось достаточно. Он шел и про себя восхищался стариком. Целый чемодан габардина!
Его собственного! И он сможет его продать без всяких посредников. Он уж постарается. Уж он это дельце повыгоднее обстряпает. Подарит по отрезу Моске, и Кэссину, и Гордону, может быть, даже этому еврею, а взамен получит кое-что более ценное, чем деньги. И еще останется на продажу!
С неплохой выгодой. Конечно, это крохи, но с паршивой овцы хоть шерсти клок.
В «Ратскелларе», большом подвальном ресторане, до войны считавшемся одним из лучших в Германии, он нашел Эдди Кэссина и Моску за столиком, около которого возвышались здоровенные винные бочки. В тени этих гигантских бочек, едва не доходивших до потолка, оба словно нашли себе надежное укрытие от посетителей, заполнивших весь этот похожий на пещеру зал. Тихо играл струнный оркестр, свет был погашен, и небольшие столики, покрытые белыми скатертями, тянулись по всему бесконечному пространству зала, а у дальней стены, в альковах и крохотных кабинетах, теснились снежными табунами, похожими на барашки морских волн.
– А вот и Вольф, цветущее сигаретное дерево! – заорал Эдди Кэссин. Его выкрик перекрыл музыку и рокот голосов и, устремившись к едва видимому в вышине потолку, растворился там. Но никто не обратил внимания.
Эдди перегнулся через стол и зашептал:
– Признайтесь, шаромыжники, что вы сегодня затеяли?
Вольф подсел к ним.
– Решили вот прогуляться по городу, посмотреть, не выгорит ли какое дельце. Если ты перестанешь бегать за каждой юбкой, может, я и тебе помогу слегка подзаработать. – Вольф, хотя и шутил, был озабочен. Он увидел, что Моска уже надрался не хуже Эдди, и это его удивило. До сих пор он не видел Моску пьяным. И подумал: не лучше ли отменить сегодняшний ночной выход?
Но все уже было обговорено – они должны были встретиться с крупными дельцами черного рынка, и, может, им даже удастся узнать, у кого бабки.
Вольф заказал себе выпить и пристально рассматривал Моску, пытаясь понять, в порядке ли он.
Моска заметил его взгляд и улыбнулся:
– Да я приду в себя – два глотка свежего воздуха, и все будет о'кей. – Он старался говорить четко, но язык его не слушался.
Вольф с нескрываемым негодованием покачал головой.
Эдди, пьяно передразнивая его, тоже помотал головой.
– Твоя беда, Вольф, заключается в том, что ты думаешь, будто ты большой умник. Ты хочешь стать миллионером. Вольф, тебе это не удастся.
Хоть ты миллион лет будешь стараться. Во-первых, ты вовсе не умник – а так, просто хитроват.
Во– вторых, у тебя кишка тонка. Ты только и можешь, что бить по морде пленных фрицев. И все!
– И как ты можешь терпеть этого ублюдка? – спросил Вольф Моску нарочито спокойным, обидным тоном. – У него в башке столько девок, что его мозги давно уже размягчились.
Эдди вскочил и свирепо заорал:
– Ты, сраный охотник за окурками!
Моска усадил его на стул. Сидящие за соседними столиками обернулись.
– Спокойно, Эдди, он шутит. И ты тоже, Вольф, хорош! Не видишь, что он пьяный? Когда он напивается, он всех ненавидит. И к тому же он сегодня получил письмо от жены – она пишет, что скоро приедет с ребенком из Англии. Эдди переживает, что ему теперь придется расстаться со всеми своими дамами.
Эдди бросил на Моску пьяно-укоризненный взгляд.
– Это не так, Уолтер. Я действительно доставил ей немало неприятностей в жизни. – И печально уронил голову на грудь.
Моска, чтобы как-то подбодрить его, попросил:
– Расскажи-ка Вольфу о своей горилле.