Мирабо опустила глаза и увидела, что он накрыл её ладонь своей большой рукой. Она мимолётно удивилась, когда это Тайни успел это сделать, но потом прокашлялась и заговорила:
— Дядя сказал моей матери, что если она согласится стать его половинкой и подтвердит его историю о бродячей группе католиков, которые творят самосуд и убили моего отца и братьев, то он позволит мне жить.
— Ублюдок, — снова пробормотал Тайни.
К своему большому удивлению, Мирабо осознала, что почти улыбается в ответ на гневное высказывание и на поддержку, скрывающуюся за ним. Но всё её желание развеселиться пропало, стоило ей продолжить:
— Я думала, мама согласится. И мысленно молила её об этом, думая о том, что позже мы найдём способ сбежать и рассказать правду… Я действительно считала, что она так бы и поступила, если бы не заметила меня, выглядывающую из-за сеновала. Но затем она выпрямилась, и её лицо преисполнилось решимостью, когда она наотрез отказалась. Мой дядя был в ярости. «Не согласишься даже ради дочери?» — с недоверием прорычал он. Мама внезапно успокоилась и посмотрела прямо на меня, отчеканив: «Моя дочь в состоянии сама защитить себя. Ты не сможешь убить Мирабо. Она сильная и храбрая. Она сбежит от тебя и поведает о том, что ты натворил, людям, которые смогут тебя покарать».
— Она обращалась к тебе, — тихо проговорил Тайни.
— Да, — согласилась Мирабо.
— И как же поступил твой дядя? — подтолкнул её Тайни, когда она на несколько минут замолчала.
— Он заорал: «Я убью её прямо в постели, где она сейчас спит!» и приставил меч к её горлу, но мама просто ободряюще улыбнулась мне, глядя поверх его плеча, и сказала: «Ты можешь попытаться. Но я клянусь, тебе это не удастся. И как бы сильно я ни любила свою дочь, я ни секунды не стану даже притворяться твоей половинкой. Я никогда не позволю тебе прикоснуться ко мне или думать обо мне таким образом».
Мирабо замолчала, вспомнив этот момент, а Тайни сжал её руку и спросил хриплым шёпотом:
— И он убил её?
Она покачала головой и свободной рукой вытерла слезу, скатившуюся по щеке.
— Нет. Она сама убила себя.
— Что? — удивился он. — Но как? Почему?
Мирабо пожала плечами.
— Да потому, что он всё же был сильным мужчиной, хоть и не мог контролировать её сознание. А она была бессмертна, как и он, но… Сначала он бы изнасиловал маму и подверг её пыткам, а я попыталась бы спасти её, невзирая на опасность. Она всё это знала и поэтому… — Мирабо сделала глубокий вдох. — В тот момент, когда последнее слово слетело с её губ, она схватила его руку, удерживающую меч, потянула на себя и сама подалась в направлении меча, обезглавив себя стальным лезвием.
— Боже! — выдохнул Тайни и слегка покачал головой. — Я даже не подумал бы, что такое возможно. Чтобы сделать это, нужна как физическая сила, так и мужество…
— Мы сильны, — просто сказала Мирабо, хотя в то время испытала от увиденного немалый шок. Она никогда не думала, что кто-то может так поступить, но её мать была похожа на Маргарет, сильную женщину, способную сделать всё задуманное. А ещё Мирабо предположила, что её мать не видела смысла жить дальше без своего возлюбленного, лежавшего мёртвым у её ног. Истинный спутник жизни встречался редко, а жизнь могла быть такой невыносимой, когда идёшь по ней в одиночестве.
Отогнав эту мысль в сторону, Мирабо тихо призналась:
— Я закричала, когда она сделала это. К счастью, Фредрик прикрыл мне рот, и дядя не услышал моего тихого вскрика за собственным разочарованным рёвом. Мы не двигались с места, пока он орал, как сумасшедший, но когда он отправился искать меня, выскользнули с чердака. Я посоветовала Фредрику потихоньку убраться оттуда, оседлала коня и помчалась. Люди моего дяди разбили лагерь в лесу за стенами замка. Я промчалась прямо через их бивак, они вскочили на лошадей и погнались за мной. Думаю, они бы поймали меня, если бы внезапно не появился Люциан. Они с моим отцом были ярыми любителями лошадей и стали хорошими друзьями. Люциан как раз направлялся в замок Ля Рош посмотреть на новую лошадь. Он приехал в тот момент, когда люди моего дяди уже почти настигли меня.
— И он позаботился о них, — тихо подытожил Тайни.
— Да. Как и о дяде.
Он кивнул, помолчал несколько минут, давая ей возможность успокоиться, а затем спросил:
— И что мы будем делать с тем, что являемся половинками, Мирабо Ля Рош?