Особенно,... 
47 
Ничего, необходимо лишь время и терпение – и у него будет идеальная жена. – Супруг, я готова.
Посмотрев на нее, Пэн не смог сдержать улыбки. Она была одета в очередное безразмерное темное непривлекательное платье, влажные волосы прядями спадали на лицо. Но ничто не могло скрыть ее красоты: огромных глаз, сияющих добротой и искренностью, легкой улыбки на губах.
Что ж, его родители неплохо постарались, подумал Пэн. Он был очень доволен их выбором. В один прекрасный день он, возможно, даже влюбится в нее… Пока же она ему просто нравилась, но Пэн считал, что этого вполне достаточно. Хорошо, когда жена тебе нравится – так гораздо проще жить с ней.
Сообразив, что он стоит и улыбается как идиот, Пэн сделал над собой усилие, посерьезнел и жестом показал Эвелин идти впереди него. Итак, если бы она была его лошадью, он кормил бы ее яблоками и похлопывал по крупу; будь она его оруженосцем, наградил бы рукопожатием, похлопал бы по спине, хваля: «Молодец!» Тут Пэн в ужасе понял, что совершенно не знает, как поступить в этой ситуации с женой.
– О нет! Что…
Крик Эвелин отвлек его. Пэн хотел спросить, что ее так расстроило, но она в этот момент уже бежала к лагерю. Бросившись следом, он увидел, что из их палатки идет дым и вокруг собралась целая толпа.
Эвелин начала расталкивать людей.
– Жена! – Он схватил ее за руку, не давая войти в палатку, но из-за повязки не смог удержать, и Эвелин ворвалась внутрь.
Ругаясь, он последовал за ней.
– Все в порядке, – сказала его мать, закончив осматривать повреждения. – Никто не пострадал – это самое главное.
– Это точно, – согласился лорд Джервилл, подходя к Пэну.
Судя по жалобному стону, который издала Эвелин, взглянув на обуглившуюся постель, она не была с этим согласна.
– Что здесь произошло? – угрюмо спросил Пэн.
– Похоже, огонь от свечи перекинулся на овчину, – нехотя констатировал отец.
– Я же говорил тебе, слишком близко стоит! И велел, между прочим, задуть ее, прежде чем идти со мной.
– Я задула! – крикнула Эвелин. – Честно!
– Очевидно, нет, – прорычал Пэн. – Лично я не сомневаюсь, что ты так спешила, что просто дунула и вышла, не посмотрев, исчезло ли пламя.
Эвелин поджала плечи, чувствуя, что он прав.
– Да, супруг, должно быть, все именно так и было. Это я во всем виновата.
От такой реакции Пэн нахмурился. В ее голосе слышалась нечеловеческая подавленность, по щекам катились крупные слезы, и было невероятно тяжело наказывать ее за оплошность, когда она и так выглядела совершенно уничтоженной.
Вздохнув, он сказал:
– Что ж, в конце концов, это всего лишь стопка шкур. Никто не пострадал, и ничего сверхважного не сгорело.
– Ничего сверхважного… – эхом пролепетала Эвелин, упала на колени и, к его изумлению, разразилась громкими рыданиями.
Для Пэна было настоящим облегчением, когда мать выставила его вместе с отцом из палатки, сказав, что сама позаботится об Эвелин. Он-то и понятия не имел, как помочь ей. Единственной возможной причиной ее расстройств, как он понял, могла быть только постель, к которой она успела привыкнуть за это время. Сундук стоял в противоположном углу палатки, огонь до него не добрался. Пострадали только овечьи шкуры – очевидно, кто-то заметил пожар, когда он только начался, ведь даже сам навес не был тронут.
Точно, она заплакала из-за разрушенной постели. По приезде в замок Джервиллов Пэн раздобудет для нее целую стопку таких же овечьих шкур, лишь бы не расстраивалась. Он распорядится, чтобы их разложили у камина, и Эвелин сможет лежать на них, когда ей захочется.
Хотя… он с удовольствием присоединится к ней. Мысль была довольно заманчива – холодными зимними вечерами греться у огня вместе и пить сидр…
Нет, никакого сидра, подумал он. Эвелин наверняка прольет его на платье и снова будет думать, что неуклюжести ее нет предела. Но есть и другой способ: сначала раздеть ее, а потом уже дать сидр в руки. Да, это определенно выход из ситуации, решил Пэн, улыбаясь воображаемой картине. Эвелин голая, у камина, с сидром… даже если прольет – ничего страшного, тогда он просто слижет его с нее. Шикарная идея! Слизывать капельки с ее полной груди, ласкать языком затвердевшие соски, затем…
– Какого черта ты улыбаешься? Твоя жена только что спалила вашу постель! – заорал на него отец.
– Ага, спалила. – Улыбка Пэна стала еще шире. Опомнившись, он заставил себя выглядеть серьезным.
47 
