Сабрина неторопливо шла по улице. Лучи солнца пробивались сквозь тень молодой листвы кленов и вязов. Да, тень, подумалось ей. Обязательно нужно будет рассказать все Гарту. Весенний воздух был так нежен и напоен ароматами вспаханной земли, подстриженной травы, сирени и одуванчиков, что ее вновь охватило ощущение умиротворения, которое она испытала у Клаудии. Но к нему теперь примешивалось какое-то тревожное чувство. Обязательно нужно будет рассказать Гарту.
Она помахала рукой хозяину аптеки на другой стороне улицы, ненадолго остановилась, чтобы поздороваться с владельцем магазина «Камины Соренсона». Дойдя до следующего перекрестка, она встретила соседку, покупающую в магазине платье для внучки.
— По-моему, восемьдесят долларов — это дороговато, как вы думаете? — спросила соседка у Сабрины, остановившейся на пороге магазина. — Я хочу сказать, для трехлетней девочки дороговато.
— Очень впечатляющая цена.
— Дочь сказала бы, что я швыряюсь деньгами. Сами посудите, ну долго ли трехлетняя малышка проходит в этом платье? Но какое оно все-таки симпатичное, правда? У французов такие хорошие ткани, вот эта, например, из Прованса, и мне очень нравится.
— Тогда покупайте. Такие платья на самом деле шьют не для детей или их родителей, а для дедушек и бабушек.
— Вы хотите сказать, мы меньше других считаем деньги?
— А что плохого в том, чтобы тратить их на того, кто нам по-настоящему дорог?
— Ровным счетом ничего. Решено, беру. Спасибо, Стефани, я так рада, что вы оказались здесь.
Я тоже рада, что я здесь, подумала Сабрина, продолжая свой путь. Клаудия же говорила: я нашла свое место.
До «Коллектиблз» осталось идти еще полквартала, когда она увидела на углу улицы мальчишку. Он поддевал ногой и отшвыривал камешки. Похоже, он, кого-то ждал. Сердце у нее екнуло.
— Клифф, в чем дело? Что произошло?
— Ничего особенного.
— Ничего особенного? Что это значит? Если ничего особенного не происходит, то почему ты стоишь здесь и поджидаешь меня, ведь ты ждешь меня, не так ли? — Когда он кивнул, она добавила: — А почему ты сейчас здесь, а не на уроке… математики, верно? Сегодня это предпоследний урок, а потом еще один, по американской истории. Плюс тренировка по футболу.
— Ого, а ты, мама, оказывается, все помнишь!
— Только я что-то не припоминаю, чтобы сегодня были каникулы.
Он поддал ногой еще один камешек.
— Мне все надоело.
— Надоело?
— Я и так знаю все, чем они там занимаются.
Сабрина внимательно посмотрела на его хмурое лицо.
— Давай прогуляемся, — предложила она, и они направились в сторону озера. Клифф был уже почти одного роста с ней, и она внезапно ощутила гордость от того, что у нее такой красивый сын. Вот он неторопливо идет рядом — еще мальчик, но мальчик порядочный, честный и с веселым нравом… И можно представить себе, каким он станет, когда вырастет. Но сейчас на его лице не было и тени веселости, хотя Сабрине показалось, что он не столько рассержен, сколько смущен.
— Ты что, встал и вышел из класса потому, что тебе там все надоело?
— А я туда и не ходил. Я и так знал, чем они будут заниматься.
— Это что, из-за уроков, которые тебе нужно было приготовить вчера вечером?
— А я их и не готовил, нам вчера ничего не задавали.
— Я думала, вам всегда что-нибудь задают.
Он пожал плечами.
— Ну ладно, а как ты узнал, чем вы сегодня будете заниматься на уроке?
— Мне сказали.
— Кто?
Он опять пожал плечами.
— Клифф, трудно разговаривать с человеком, который только и делает, что пожимает плечами.
— Я не помню, кто мне об этом сказал. Кто-то.
Вереница парусных шлюпок вытянулась в линию на глади озера, напоминая хвост бумажного змея. Белые треугольники парусов четко вырисовывались на фоне темно-голубой воды. Я так скучаю без парусного спорта, подумала Сабрина. Может, научить Клиффа, он ведь всегда не прочь научиться чему-то новому.
— Тебе что, кажется, что в школе в этом году не так интересно, как в прошлом? — спросила она, когда они вышли на берег озера и двинулись вдоль него.
Клиф пожал плечами.
— Хватит, Клифф, а то моему терпению придет конец. Если я разговариваю с тобой и с уважением отношусь к твоим мыслям и чувствам, то вправе рассчитывать на такое же отношение к себе.
Ей казалось, что он искоса взглянул на нее, и в этом взгляде было едва ли не облегчение от того, что она не позволяет ему грубить.