53 
Нехотя поднимаюсь с кровати, снимаю с гвоздя ключи. Отпираю двери.
Передо мной женщина, а в руках у нее – картонный ящик. Сбоку стоит капитан внутренней службы.
– Что ж вы так, Сергей Павлович? – с укором произносит он. – У нас уже ноги болят ждать, пока вы дверь откроете.
Я расписываюсь в получении посылки и снова закрываюсь изнутри. На оба замка.
В посылке лежит подарочный новогодний набор от министра внутренних дел Филина, тут же открыточка с нарисованным Дедом Морозом в милицейской форме, а к открыточке прикреплена анкета заключенного. Просьба написать администрации управления по исполнению наказаний об условиях содержания, о качестве питания. Просьба написать также и предложения, как сделать срок пребывания под стражей более полезным, более наполненным для заключенных.
Шариковая ручка лежит тут же, в картонке. Я первым делом пишу: «Следует провести интернет в каждую камеру и произвести полный «апгрейд» тюремных компьютеров». Пишу, что на моем камерном компьютере установлен «Word» еще 1992 года! Пишу, что если об этом факте узнают в Брюсселе, то Украину просто засмеют!
А в камеру опять кто-то настойчиво стучит. Мне хочется открыть новогодний подарок, но этот стук отвлекает, раздражает. И я снова опускаю ноги на пол, открываю глаза. Вокруг темно. Понимаю, что проснулся. Понимаю, что не в тюрьме, а у себя дома, на Десятинной. И понимаю, что кто-то действительно стучит в стенку моей спальни. Это уже слишком!
– Эй! – кричу я.
Двойная высокая дверь приоткрывается. Через нее на паркетный пол падает сабля неяркого света. В проеме – сонное, напуганное лицо помощника. Он всегда на посту. Надо бы его наградить какой-нибудь мелочью. Может, тостером или электрочайником. Только, конечно, не лично от меня.
– Ты слышишь? – спрашиваю я, показывая рукой на стенку, за которой слышен стук.
Он кивает.
– Разберись! А то мне этот шум весь сон испортил! А сон был очень интересный. Можно сказать, государственного значения. Вещий сон!
Я подхожу к окну. Стук еще слышится. Стучит явно человеческая рука, уже уставшая. Ритм неровный, как у больного сердца. Может, кто-то просит о помощи?
Я тупо пялюсь на эту стенку, и тут меня молнией пронзает догадка: это же Майя Владимировна Войцеховская, которая спит рядом, чтобы находиться поблизости от моего сердца! Это она стучит! Что это с ней?
Странно, раздражение мое проходит, и я даже начинаю нервничать. Не стряслось ли что-нибудь с этой странной дамой? Она-то там одна, бедненькая. Обслуги ей не положено. По крайней мере, по тому контракту, который я читал.
Стук вдруг обрывается. Тишина. За окном – темно, только где-то там, в нижней части ночного пейзажа, дрожат далекие огоньки Троещины или Радужного, районов, где я ни разу в своей жизни не был.
За спиной слышу негромкое покашливание. В дверь опять заглядывает помощник.
– У нее проводка задымилась. Она испугалась, – безучастно произносит он ровным, окаменевшим голосом. – Там действительно пахнет паленой резиной.
– Так ты вызвал кого-нибудь?
– Но пожара ведь нет, – пожимает он плечами.
– Ты что, сдурел? – я разворачиваюсь к нему. – Это же моя резиденция!
– Но, по правилам, надо отключить электричество во всем доме, – лепечет он. – Тогда я должен будить Николая Львовича, сообщать ему, переводить всю аппаратуру видеонаблюдения и связи на автономное питание.
– Ты мне что, лекцию будешь ночью читать?
Нет, я не сержусь, я просто так, рычу на него, притворяясь полностью проснувшимся. На самом деле внутри меня еще теплится сон, теплится надежда этот сон досмотреть до конца, не потеряв при этом ни одного кадра.
– Пошел вон!
Дверь аккуратно закрывается. И я снова забираюсь под пуховое одеяло. Голова опускается на подушку, созданную в соответствии с принципами фэн-шуй. Подушка пропитана каким-то эфирным маслом. Сон набирает силу, раздвигает экран моего утопающего в нем сознания. И я снова поднимаюсь с кровати, чтобы снять с гвоздика ключи и отпереть замки на двери своей камеры.
67
Киев. Март 1985 года.
Под ногами хрустит ледяная корка, оставленная нерадивыми дворниками на память пешеходам. На долгую память. Каждый день я как минимум один раз падаю, поскользнувшись на подтаявшем льду. К вечеру лед на тротуарах опять подмерзает, а по подмерзшему уже легче балансировать. Но перед сном, когда греюсь в горячей ванне, я считаю на ногах новые синяки.
53 
