Последние отзывы

  36  

Весь год в стране полыхали мятежи, и по утрам я внимательно изучал газеты в поисках известий о новых политических волнениях. Как–то утром, попивая кофе в маленьком кафе возле площади Святого Петра, я прочитал, что четверо главных итальянских вождей — Фердинанд II, Леопольд Тосканский, Карл–Альберт^[37] и Пий IX — выпустили конституции, дабы усмирить население и предотвратить дальнейшие волнения, возникающие то тут, то там после январской революции в Палермо^[38]. Беспорядки эти продолжались по всей стране — консервативные правительства подвергались нападкам радикальных элементов в каждом из итальянских государств. Итальянские репортеры с характерным для них многословием расписывали, как Карл–Альберт от имени Ломбардии объявил войну Австрии. Страна была безутешна: Папа решил не поддерживать своего соотечественника, а ведь этот жест мог бы «объединить» Италию перед лицом общего врага. Вместо этого Папа резко осудил войну, которая укрепила позиции Австрии и привела к окончательному поражению Ломбардии, кое впоследствии ему и поставили в вину.

— Это не означает, что я не разделяю взгляды ломбардцев, — сказал мне Папа при одной из наших регулярных встреч. Я в каком–то смысле стал его наперсником, он привык обсуждать со мной подобные темы. — Напротив, я обеспокоен австрийской имперской угрозой, хотя полагаю, что для Рима она не так опасна, как для кого бы то ни было. Но главное то, что я, Папа, не стану поддерживать националистического лидера в вопросе, который может привести к разрушению привычных нам границ итальянских государств.

— Стало быть, вы против объединения? — слегка удивился я.

— Я против идеи централизованного правительства. Италия — страна большая, стоит всем нашим государствам объединиться. И если это произойдет, мы станем всего лишь составляющими одного большего целого, и кто знает, кому отвечать тогда за Италию или за то, во что она превратится.

— Возможно, в могущественную страну, — предположил я, а он в ответ расхохотался:

— Как мало вы знаете об Италии. То, что вы видите перед собой — страна, в которой все государственные органы возглавляют люди, считающие себя прямыми потомками Ромула и Рема. Каждый из так называемых националистических лидеров мечтает о единой стране, в которой он станет королем. А кое–кто намекает, что им должен стать я, — задумчиво добавил он.

— Чего вы не хотите, — констатировал я, наблюдая за его реакцией: он пожал плечами и пренебрежительно взмахнул рукой, меняя тему.

— Я хочу сохранить независимость Рима, — сказал он, подчеркивая каждое слово ударом указательного пальца по ручке кресла. — Вот что для меня самое важное. Я не позволю разрушить его тщеславным и неосуществимым прожектом политического единства. Мы здесь пробыли слишком долго и видели, как его ставят на колени сами итальянцы, не говоря уже об австрийских захватчиках.

Я решил, что под «мы» он подразумевает длинную череду понтификов, к которым недавно добавилось и его имя.

— Не вполне понимаю ваших доводов, — продолжал я, раздраженный его высокомерием и забыв все то, о чем меня предупреждали, когда я только появился в Ватикане. — Если вы полагаете…

— Довольно! — вскричал Папа. Лицо его от гнева побагровело, и он отошел к окну. — Занимайтесь моим оперным театром, а мне предоставьте управлять моим городом, как я считаю нужным.

— Я не хотел вас оскорбить, — произнес я после затянувшегося молчания, вставая и направляясь к двери. Он не повернулся ко мне и не попрощался; в моей памяти он и запечатлелся таким — съежившийся человечек выглядывает из узкого окна на площадь Святого Петра и наблюдает, как народ — его народ — готовится к надвигающейся буре.

События 11 и 12 ноября 1848 года представляются мне чем–то абсолютно невероятным даже теперь, спустя 151 год. Сабелла вернулась домой рано, чем–то взбудораженная, не в состоянии ответить на мои простейшие вопросы.

— Дорогая, — произнес я, обняв ее. Ее тело напряглось, я отступил и, посмотрев на нее, изумился ее бледности. — Сабелла, у тебя такой вид, точно ты увидела призрака. Что стряслось?

— Ничего, — быстро ответила она, делая шаг назад и пощипывая себя за щеки, чтобы вернуть им цвет. — Я не могу сейчас остаться. Я должна уйти. Вернусь позже.

— Но куда ты направляешься? — спросил я. — В таком–то состоянии.

— Все хорошо, Матье, уверяю тебя. Мне нужно найти мо… — Вдруг постучали в дверь, и Сабелла вздрогнула от страха. — Не открывай!

  36