Он вошел через боковую дверь, к моему удивлению, с бутылкой красного вина в руке. Если бы его походка не была безукоризненно ровной, я бы заподозрил, что он пьян.
— Ваше Святейшество, — сказал я, слегка поклонившись. Несмотря на полученные наставления, я не был уверен, таков ли принятый этикет. — Приятно познакомиться.
— Пожалуйста, присаживайтесь, синьор Заилль, — указывая на стул у окна, вздохнул он, словно я уже истощил его терпение. — Вы, конечно же, выпьете со мной бокал вина.
Я не понял, что это — констатация факта или приказ, поэтому просто улыбнулся и слегка склонил голову набок. Он все равно едва обратил на это внимание, медленно разлил вино по двум бокалам и повернул их так, как это сделал бы профессиональный официант. Мне пришло в голову, что в юности, ему, должно быть, довелось служить подавальщиком блюд, пока он не обнаружил свое призвание. Папа был несколько ниже меня — примерно пять футов одиннадцать дюймов; большая круглая голова, а таких тонких бровей и губ я никогда не видел у взрослых людей. Из–под шапочки выступал мысок темных волос — прямо–таки дьявольски ироничная отсылка к черной магии. Я не мог не заметить, что он порезался, когда брился утром, — от Верховного Понтифика меньше всего ожидаешь простой человеческой небрежности; видимо, на твердость руки папская непогрешимость не распространялась.
Мы побеседовали о моем путешествии в Рим, моем новом жилище, я немного погрешил против истины, рассказывая ему о своей молодости, — старался придерживаться фактов, но опустил часть хронологии. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы он собрал конклав кардиналов и объявил меня современным чудом. Мы заговорили об искусстве — он упомянул «Оперу нищего» из музыки, «Размышления о революции во Франции» из литературы, «Воз сена»[35] из живописи, «Графа Монте–Кристо» из современной прозы, заявив, что перечитывал роман за последние несколько лет пять раз.
— Вы его читали, синьор Заилль? — спросил он, и я покачал головой:
— Пока нет. У меня сейчас мало времени на художественную литературу. Мне нравились те дни, когда правило чистое воображение, а не социальные проповеди. Ныне же многие романисты, похоже, стремятся больше проповедовать, нежели развлекать. Меня это не слишком трогает. Я предпочитаю хорошую историю.
— «Граф Монте–Кристо» — приключенческий роман, — рассмеялся он. — Книга, которую мечтаешь прочесть в детстве, — но тогда она еще не написана. Я дам вам ее перед уходом и, возможно, вы расскажете мне, что вы о ней думаете.
Я выразил признательность, но мне стало досадно от того, что придется продираться сквозь пятьсот страниц творения Дюма, хотя я бы предпочел знакомиться с городом. Папа спросил, один ли я приехал, и я коротко рассказал о Томасе, намекнув, что хотел бы найти для него подходящее занятие на то время, пока мы будем в Риме — ведь это может затянуться надолго.
— И на сколько вы желали бы здесь остаться? — спросил он меня с тонкой улыбкой, скользнувшей по его лицу.
— Насколько потребуется, — ответил я. — Я не вполне уверен в полномочиях, которые вы на меня возлагаете. Возможно вы…
— Став Папой, я многое хочу сделать, — заявил он, вдруг обратившись ко мне так, словно я был коллегией кардиналов. — Возможно, вы читали о реформах, в предприятии коих меня обвиняют. Меня без сомнения втянут в эту войну с Австрией, и меня отнюдь не радуют ее политические последствия. Но я хочу создать такое, чем можно гордиться. Здесь, в Риме. Место, куда сможет прийти простой римлянин и получить удовольствие, порадоваться. Такое, что наполнит город жизнью и энергией. Люди станут счастливее, если в городе появится подобный очаг культуры. Вы бывали в Милане или Неаполе, синьор Заилль?
— Ни там, ни там, — признался я.
— В Милане великий оперный театр «Ла Скала». В Неаполе — «Сан–Карло». Даже в маленькой Венеции есть «Ла Фениче». Я хочу построить в Риме оперный театр, способный соперничать с этими прекрасными сооружениями и вернуть хотя бы небольшую часть культуры в этот город. Вот почему, синьор Заилль, я пригласил вас сюда.
Я медленно кивнул, продолжительно глотнул из бокала и в конце концов промолвил:
— Но я — не архитектор.
— Вы — администратор, — сказал он, наставив на меня палец. — Я наслышан о вашей работе в Париже. Люди отзываются о вас с большим уважением. У меня есть друзья во всех городах Европы и не только, и они мне многое рассказывают. Здесь, в Риме у меня в распоряжении имеются некоторые средства и, поскольку мне не хватает ни времени, ни способностей отыскивать лучших художников и лучших архитекторов Италии, я подумал о вас. Вы возьмете на себя эти обязанности и, разумеется, будете щедро вознаграждены за это.