— Я здесь. Я с тобой.
— Что это?
— Ничего. Совсем ничего.
— Почему же так холодно?
— Скоро придет один человек.
— Какой человек?
— Я не знаю.
— Андрей, я не понимаю.
— Я знаю, милая. Я знаю. Я вернусь и все тебе объясню.
— Вернешься? Разве ты куда-то уходишь?
— Увы.
— Но почему?
— Так надо.
— Кому надо? Как ты оставишь меня одну?
— Так правда надо.
— Но я не хочу оставаться одна.
— В доме четыре дракона. Они защитят тебя.
— От кого?
— Да нет, ни от кого. Никто не нападет.
— Я не хочу чтобы ты уходил.
— И я не хочу уходить.
— Но почему тогда?
— Потому что есть вещи, которые сильнее наших желаний.
— Даже моих?
— Даже моих.
Рита еще продолжала плакать, но понимала уже, что все будет правильно. Он уйдет, а она будет ждать, а потом он обязательно вернется и опять уйдет, и она опять будет ждать, коротать вечера с акварельными драконами. Ждать. До изнеможения. До крови из носа. До возвращения. До конца их дней.
И тогда Рита успокоилась.
* * *
Тот первый гость пришел лишь на следующее утро. Высокий черноволосый мужчина с обветренным лицом и острыми глазами стоял в дверях и молча смотрел на Андрея. Охрана ждала у машин на улице. Андрей тоже молчал. Рита вдруг подумала, что для уличного художника у Андрея слишком сильные руки и слишком плавные движения, больше подходящие борцу, а перестав сутулиться, он стал вдруг и выше и шире в плечах.
— Здравствуй, Проводник, — наконец, выдавил гость
— Здравствуй, Гость.
— Можешь звать меня Князь.
— Как скажешь, Князь. А меня зовут Андреем.
— Ты знаешь, кто я?
— Достаточно, если ты это знаешь.
— Что?
— Достаточно, если ты сам знаешь, кто ты такой.
— Не надо шутить со мной.
— Я не шучу. Это ведь ты пришел ко мне.
— Ты прав, это я пришел к тебе. И ты сделаешь то, что зачем я пришел?
— Я ничего не делаю, Князь. Я просто иду с тобой до места, где случается то, что должно случиться.
— Отлично. Тогда покажи мне дорогу, и я дойду сам.
— Я не знаю дороги. Ее знаешь ты.
— Ну и за что же тогда я плачу тебе?
— Тебе сказали, что придется заплатить мне?
— Да.
— Как странно, Князь. Гости почти никогда не платят мне. Даже если проводят в доме несколько дней, а кто-то недель. Но с тобой я бы хотел отправиться прямо сейчас.
— Мне сказали, что за все приходится платить.
— Ах, вот что. Ну, уверен, что ты знал это и прежде.
— Ты хитришь, Проводник.
— Нет, Князь, я никогда не обманываю тех, кто приходит ко мне. Довольно, что они обманывают себя сами.
Гость смотрел на Андрея и о чем-то думал. Власть и сила, не привыкшая к даже малейшему проявлению несогласия, еще кипели в нем. Рите показалось на мгновенье, что сейчас он кликнет охрану, и та бросится на Андрея, станет рвать его как стая голодных псов.
— Это бессмысленно, Князь! — покачал головой Андрей. — Твоих людей много, и мне придется их убивать. Но зачем? Ты ведь пришел не за этим. У тебя есть дорога, но ты не умеешь по ней идти. Я могу провести тебя, но не имею своей. При чем же тут кто-то еще?
И Рита поняла, а точнее увидела, как гость физически ощущает, что здесь и сейчас Проводник действительно избавится от любого, кто помешает ему. Что же будет, если она окликнет его? Ей стало так страшно, что она громко позвала:
— Андрюш…
— Да, милая. Мы уже уходим. Хорошего тебе дня.
Его голос был такой родной и спокойный. Муж — она впервые тогда подумала о нем так — уходит по делам. Совсем ненадолго.
— Ты готов, Гость? — спросил Андрей.
— Да, Проводник, я готов. — ответил Князь.
Уже потом Андрей объяснил Рите, что этот вопрос и этот ответ составляют древнюю формулу, произнеся которую невозможно повернуть назад. Впрочем, добавил он тогда, повернуть назад невозможно никогда.
И они ушли.
* * *
Андрей вернулся вечером. Усталый, с перевязанной рукой. Долго плескался в ванной. Громогласно хвалил ужин — сладкий рис с овощами — всячески ластился и старательно уклонялся от разговора о Князе и том, куда они ходили.
Но говорить все же пришлось.
— Понимаешь, Ритка, никто не знает, как это работает. Нас сейчас в России двое — я здесь и еще одна старуха в Череповце. Тезка твоя, Маргарита Михайловна. В Европе — трое или четверо. В Штатах — никого, зато в Канаде аж четверо. В Индии — пара. Один в Израиле. В Африке — несколько, никто не знает, сколько. В Китае кто-то есть, говорят. Всего меньше двух дюжин.