...Во дворе стояли четыре чужие машины: два «Мерседеса», серая «Волга» с забрызганными грязью номерами и еще какое-то невразумительное красное авто непонятной марки — явно азиатского происхождения, скорее всего — южнокорейского производства.
Возле фокинской «копейки» стоял высокий человек в шляпе и пристально рассматривал машину.
В числе других вышедших из машин Свиридов узнал Коваленко, все остальные были ему незнакомы. Зато этих «всех остальных» было не меньше десяти-пятнадцати человек. Более точно сказать было нельзя, потому что Владимир не знал, сколько из приехавших уже зашло в дом.
— Почему ты говоришь, что приехали за тобой, Афоня? — проговорил он. — Это приехали за нами. И, ей-богу, ума не приложу, что нам делать с этакой уймой народа, если они вздумают нас арестовывать или, паче чаяния, убивать.
Разве что брать стволы и прямой наводкой...
Все это время ошеломленно молчавшая Аня наконец сдвинулась с места и, подойдя к Свиридову, быстро спросила:
— Я правильно понимаю.., это вы с Фокиным убили Рябинина и второго, про которого сегодня говорил Сережа.., офицера ФСБ?
— Можно сказать, что и так, — тут же, не делая своих излюбленных мхатовских пауз, ответил Свиридов. — А теперь, Анечка, ответь: есть тут у вас какой-нибудь черный ход?
— Но зачем.., зачем вы их убили?
— Лучше не спрашивай, Анечка, если не хочешь, чтобы к этим трупам прибавилось еще несколько. Причем я не исключаю, что среди новых трупов будут мой и фокинский. Не спрашивай и не спорь. Если ты не хочешь мне верить, так хотя бы не мешай.
Она молча отступила и буквально упала на низкий диван рядом с растущей в живописной кадке шикарной пальмой.
— У тебя есть оружие, Афоня? — спросил Свиридов.
— Нет.
— А тот пистолет, что был у тебя в той квартире...
— Я его потерял, — виновато ответил Фокин. — А у тебя?
— При входе в дом все должны сдавать оружие, — ответил Владимир. — Да мне ли тебе это объяснять.., ведь ты сам ввел и узаконил это правило.
Последние слова произносились уже на ходу, потому как на лестнице уже послышались шаги незваных гостей. Аня молча с отчаянием смотрела на Владимира и Афанасия, ее губы дрожали. Она надеялась на опыт и великолепную физическую подготовку обоих друзей, которая, быть может, позволит им уйти от преследователей. К тому же Фокин прекрасно знает загородный дом Коваленко...
Через несколько секунд после того, как Свиридов и Фокин исчезли в проеме двери, ведущей к лестнице на третий этаж, в гостиную быстрым шагом вошел Коваленко, а с ним — Чечеткин и еще несколько незнакомых Ане человек.
Испуганная горничная попятилась в угол и выронила из рук чайную чашку вместе с блюдцем, однако никто из вновь пришедших не обратил внимания на звон бьющегося стекла.
— Где они? — быстро спросил Чечеткин.
— Кто?
— Не играй под дурочку, — жестким металлическим голосом, которого Аня никогда не замечала за своим обычно мягким и выдержанным супругом, бросил Коваленко. — Где мой бывший начальник охраны Фокин и твой охранник Свиридов?
— Господи, Сережа, что-то случилось? — с искренностью, отчего-то напугавшей ее саму, спросила Аня. — Они были здесь, но куда-то вышли.
— Рассейтесь по дому, ищите их! — резко скомандовал Чечеткин. — Они не могли никуда деться.
— Не суетись, Андрей! — вдруг вплелся в металлическое грохотание энергичного чечеткинского баритона мягкий и вальяжный, пугающе спокойный голос. — Никуда они не денутся. От тридцати моих людей, оцепивших все прилегающие территории, не уйти даже им. Позволь судить об этом мне. Я хорошо знаю, о чем говорю.
Незнакомые люди почтительно расступились, и высокий человек лет сорока пяти — пятидесяти, но с гибкой статной фигурой, которую можно было бы назвать юношеской — тонкая талия, изящные очертания холеных рук и длинных пальцев, стройные ноги в узких светлых джинсах, — если бы не впечатляющая линия мощных мускулистых плеч, литая загорелая шея и чуть прихрамывающая, но все равно легкая пружинистая походка.
На его тонких губах играла легкая хищная улыбка, и угрюмая физиономия Чечеткина на ее фоне показалась Ане миной обиженного маленького мальчика.
Взглянув на часы, повернулся к Коваленко и сказал:
— Через десять минут они будут здесь.
— Живые или мертвые? — уточнил тот.
— Живые, — ответил человек в светлых джинсах, а потом сверкнул великолепной белозубой улыбкой, и с его губ легко, как бабочка с цветка, спорхнули два слова: