72 
– Чем залил? – не сразу сообразил священник. Перед глазами почему-то стояла совершенно сюрреалистическая картина: гадкий, злобный наркодилер закачивает из брандспойта в окно квартиры несчастной бабы Тани пенистую наркотическую жидкость.
– Водой, конечно! Он же, сволочь такая, прямо надо мной живет.
Все стало на свои места. Баба Таня могла еще перетерпеть вечные ночные шастания подозрительных личностей, разносившееся по всему подъезду хлопанье тяжелых железных дверей, но когда мерзавец бесстыдно залил ее потолки, терпение бабы Тани лопнуло, и теперь она жаждала возмездия. И единственное, что она хотела услышать от священника, будет ли это по-христиански, если просто начистить дилеру харю.
И здесь отец Василий допустил роковую ошибку.
– Не надо никакого насилия, Татьяна Тимофеевна, – попросил он. – Разве для этого господь наградил человека разумом? Подумайте над этим.
А через два дня весь базар обсуждал только одно событие – изуверскую расправу над Серегой Путининым. Толстенную железную дверь квартиры местного наркодилера в нескольких местах прихватили автогеном… Бедолага в это время сидел дома и прекрасно слышал шипение газа за дверями, но подумал, что это меняют соседний стояк, а когда к нему пришли за товаром и Серега попытался открыть дверь, оказалось, что он и два его кореша находятся под «домашним арестом».
Дело было в обеденный перерыв, и отлучившиеся из подъезда «на минутку» два полупьяных слесаря ЖЭКа так и не смогли потом объяснить своему начальству, ни кто это сделал, ни как они додумались бросить в подъезде драгоценные кислородные шланги без присмотра.
Когда отец Василий услышал эту новость, он схватился за голову: его предложение «подумать головой» было воспринято бабой Таней совершенно своеобразно. «Вот так они и слово божие понимают! – опечалился священник. – Написано одно, а люди совсем другое видят». А, в общем, в этой истории дух Усть-Кудеяра восторжествовал абсолютно. Поступить по закону и «вложить» недруга ментам вроде как не по-людски, а заварить ему дверь или нацарапать гвоздем на капоте дорогой иномарки нецензурное слово – это ничего, нормально.
* * *
Отец Василий как раз закончил утреннее богослужение и зашел к Тамаре Николаевне спросить насчет платежей «Теплосетям» за врезку, когда зазвонил телефон.
– Батюшка? – раздался в трубке голос Ковалева.
– Слушаю вас, Павел Александрович, – мгновенно насторожился священник. Ничего хорошего он от Ковалева не ждал.
– Нам бы с вами поговорить надо, – вздохнул в трубку Ковалев.
– Хотите разговаривать, вызывайте повесткой, – официальным тоном предложил священник.
– Не надо со мной так, отец Василий, – кисло отозвался из трубки Ковалев. – Если бы я хотел учинить вам допрос, не постеснялся бы и повестку прислать. Вы это знаете. Но я хочу просто поговорить.
– О чем? О погибшем от рук ваших людей Тохтарове?
– И о Марате Ибрагимовиче тоже, – спокойно сказал Ковалев. – Я его, кстати, очень уважал и не меньше вашего скорблю о потере. Ну так как?
– Я не вижу смысла с вами встречаться, – отрезал священник. – Ваша жизненная позиция для меня давно не секрет, моя для вас тоже тайны не представляет. Что из пустого в порожнее переливать?
– А вы не допускаете мысли, что я не все могу сказать по телефону или в присутствии посторонних людей? – не без доли раздражения спросил Ковалев. – Знаете, батюшка, вы, конечно, правы насчет жизненной позиции: я действительно не могу согласиться с тем, что вы, можно сказать, духовный лидер Усть-Кудеяра, вытворяли в городе последнее время. Но я хочу, чтобы между нами не осталось недоразумений. Неужели вы любите недоразумения?
– Нет, не люблю.
– Так давайте их вместе рассмотрим и уберем! Что вы от этого потеряете? Кроме иллюзий, конечно.
– Ладно, – решительно, только для того, чтобы избавиться от гнетущего чувства недосказанности, отрезал отец Василий. – Приходите в храм, здесь и поговорим.
Слышно было, как Ковалев тихо засмеялся.
– Ну уж нет, – сказал главный мент города. – Если не у меня, то и не у вас. Как насчет шашлычной? Недалеко от вашего дома… Там еще «ара» хозяин…
Отец Василий похолодел. Ситуация складывалась совершенно мистическая. Именно в этой шашлычной состоялся его последний разговор с Парфеном, а вскоре главный бандит города трагически погиб.
– Идет, – вздохнул он. – В шашлычной так в шашлычной.
72 
