49 
Надо сказать, что этот раут был одной из последних ступенек лестницы, по которой Козлов и поднялся до его нынешнего положения.
На таких приемах достаточно сделать вид, что ты лично знаком с двумя-тремя присутствующими, – это было не трудно, их фотографии и биографии украшали каждый выпуск светской хроники любой газеты. После этого благодаря своему умению быть галантным, полезным и, что в таких местах особенно ценно, остроумным Дмитрию Анатольевичу было легко добиться того, чтобы его представили нескольким интересным и полезным для него людям. Среди них был и Голюнов – бывший заместитель министра обороны и до сей поры фигура достаточно влиятельная. Козлов быстро поймал нужную ноту и несколько раз при Сергее Сергеевиче пожурил, не выходя, впрочем, за рамки, правящую верхушку, называя ее политику ребяческой и недальновидной, а также понастальгировал вслух о навсегда ушедших прекрасных днях и «сильной руке».
Генерал, не привыкший к тонкому анализированию окружающих его людей и не бывший ни психологом, ни дипломатом, весьма был рад встретить «среди этого сброда» такого «толкового молодого человека» и очень быстро попался в расставленные для него сети. Наживка, кстати, была очень недурна. Козлов, быстренько собравший сведения, узнал, куда метит наш герой, и тотчас же явился к генералу с предложением о материальной помощи партии, которую генерал на старости лет решил возглавить. Игры в политику для Голюнова к закату его жизни стали главным и единственным делом, а потому любой, кто потакал ему в этом, становился для генерала роднее двух его сыновей, которые благодаря своему здравому уму увлечения папочки не одобряли.
Итак, Голюнов с охотой принимал валютные подарки от Дмитрия Анатольевича, посещал его санаторий, иногда – с друзьями. Козлов до сей поры рассматривал Голюнова как крупную фигуру, которой при случае можно заслониться от неприятностей. Во всяком случае, на период благосклонности Сергея Сергеевича все проблемы с налоговой полицией и стражами порядка были забыты совершенно.
Теперь же Козлов посмотрел на Голюнова несколько с другой точки зрения. Если быть справедливыми, то нужно заметить, что идея использовать генерала для выхода на новые рынки сбыта впервые родилась в светлой голове Зосимова. Впрочем, Козлов об этом уже совершенно забыл. Ему казалось, что именно он подумал о том, что незачем огород городить и впутывать в это сомнительное дело новых, непроверенных людей, когда под боком есть такой человек.
Действительно, Голюнов ведь сохранил все прежние связи в военной промышленности – как нашей, так и зарубежной. А значит – в науке.
В оборону всегда вкладывались большие деньги, и именно здесь всегда делалось наибольшее количество открытий, которые для всего мира становились революционными. Кроме того, для исследований под прикрытием оборонных проектов всегда была характерна некая черта вседозволенности. Законы и моратории отступали перед военизированной наукой.
Не секрет, что самым большим тормозом на пути к революционным изменениям в медицине, генетике, евгенике и прочих новомодных веяний в науках о трансформации человеческого тела был запрет на опыты над человеком. Только протест общества связывал руки как безумным гениям, так и шарлатанам. Совершенно очевидно, что подобное препятствие военные могли обойти легко: все опыты на людях отнюдь не отменялись, а просто нелегально засекречивались – вот и вся проблема.
Козлов, чтобы подтвердить догадки, подсказанные ему умными людьми, побывал на нескольких международных конференциях по проблемам генофонда планеты, где в кулуарах велись подобные крамольные беседы и некоторые чересчур болтливые ученые, перехлебав русской водочки, рассказывали, что они чуть ли не участвовали в подобных проектах и уж, по крайней мере, знают о них наверняка.
Воодушевленный поездкой, Козлов вернулся в свой санаторий и долгими вечерами просиживал, запершись в своем кабинете, и только по приходящим счетам от Интернет-провайдера можно было догадаться, чем директор там занимается. Козлов выбрался из кабинета с кругами под глазами, но воодушевленный и позвал к себе зама; было что-то около трех часов утра. Теперь они заперлись вдвоем, и результатом явился дерзкий план, за осуществление которого они немедленно и принялись.
* * *
В этот прекрасный день Антонина, сестра дяди Митяя, поправилась. После смены мужчины сидели за игрой в домино, то и дело косясь в маленький телевизионный экран, где сквозь шипящие полосы старался докричаться до них моложавый диктор. Вдруг дверь открылась, впустив в комнату густые облака пара, и из них, как луна из-за облака, выплыла дородная баба. Дима почему-то так и подумал: «дородная баба».
49 
