100 
Черт его знает, а вдруг не шутит?
— Ну не хочешь Шнура, давай из классики! — не унимался Валенок. — «Люблю тебя, Петра творенье!»
Я оглянулся на Грега и Ники, чтобы проверить, не смеются ли они. Но они были поглощены беседой. Тогда я пожал плечами, откашлялся, встал в позу и с выражением продекламировал:
- Люблю тебя, Петра творенье!
- Люблю твой строгий стройный вид!
- Невы какое-то теченье!
- И что-то там еще гранит!
— Класс! — упоенно отозвался Валенок. — Шаман!
- …твоих ночей
- Прозрачный сумрак, блеск безлунный…
Строчки то всплывали в памяти, то не всплывали, и я пропускал их. На месте этого «бога» я бы, конечно, не пришел. Или пришел бы, чтобы вломить мне как следует за кощунство.
Грег и Ники прервали свою беседу и смотрели на меня широко распахнутыми глазами. Валенок размеренно кивал, словно учитель, вытягивающий на тройку закоренелого двоечника.
- …и светла адмиралтейская игла!
Я закончил и светски раскланялся. Словно в ответ, из темной подворотни ударил холодный ветер.
— Смотри-ка — подействовало! — раздался голос Валенка, полный искреннего изумления.
По спине побежали мурашки — не от холода. В темноте проступили слабо светящиеся очертания арки. Точнее, аркады. Уходящий в бесконечность ряд арок, и над каждой горит фонарь…
Из этого фантастического коридора донесся звук отдаленных шагов.
Я случайно взглянул под ноги и ахнул. Вокруг нас на брусчатке всходили колосья! Зеленые, светящиеся колосья пробивались прямо среди булыжников!
Пораженный их видом, я пропустил миг, когда в аркаде возник силуэт идущего человека. Выйдя из последней арки, он остановился. Я впился в силуэт взглядом, но не мог разглядеть даже лица. Тень окутывала пришедшего, превращая его в призрак, в размытый рисунок тушью. Материальны были только его тяжелые черные ботинки — дорогие, но потертые, облепленные комьями грязи. Такая жирная земля бывает на кладбищах…
Неожиданно мне вспомнились эти самые дворы Капеллы, какими они были в девяностые. Тут вполне можно было переломать ноги — темно, перекопано, загажено.
Каким бы нам тогда явился дух Петербурга? Ссутуленным, в потрепанном пальто фабрики «Большевичка», с голодным и затравленным взглядом…
Или наоборот — такой же молчаливой тенью возник из темного угла и вытащил узкий, тускло блестящий нож…
Ах да, не могло этого быть, вспомнил я. Он же в то время был попросту мертвым.
Грег вежливо поклонился. Призрак вернул поклон, словно его зеркальное отражение.
— Слава богу! — приветственно буркнул Валенок.
— Здравствуй, пап, — сказала Ники.
Глава 3
ОТВЕТНЫЙ ШАГ
Свет фонаря падал сверху, разбавляя чернильную тьму до зыбкого сумрака. Я не видел, к чему фонарь крепился. Наверно, просто висел в воздухе — этакая тусклая пародия на луну. Но Мертвому он светил в спину, куда бы тот ни встал. Вокруг его ног колыхались сюрные призрачные колосья. Зачем? Почему?
Я даже не боялся — так все это было странно.
Даже сам факт, что этот призрак — отец нашей Ники, казался мне скорее забавным.
Ха-ха, «папа — городская шишка»!
«У меня повсюду блат!»
Теперь давешние намеки Валенка были ясны. Только люди могут стать драконами. А Ники — не человек. Поэтому она и носит печать дракона, которая помогает ей менять облик. Непонятно одно — зачем этот маскарад понадобился ее отцу. Но это уж точно меня не касалось…
— У меня для вас две новости, — произнес Мертвый. — Плохая и очень плохая.
Голос у него был вполне нормальный. Вот только слова доносились с запозданием, чуть отставая от мимики. Словно в разреженном воздухе, в горах.
— В городе назревают темные дела. Появились шпионы. Двое, в июне. Как появились и куда исчезли — опять никто не заметил.
— А к кому они приходили — заметили? — спросил Грег.
Мертвый пожал плечами.
— Их встретил на Финляндском вокзале один из моих подданных. Я потом поговорил с его трупом, но он смог только рассказать, как ему поджарили мозги… Про анонимное письмо Северо-Западному драконьему кругу ты, конечно, слышал. Я все думаю, связано оно как-то с их визитом или нет? Его автор очень хорошо осведомлен…
— Хуже, чем хотелось бы, — мрачно сказал Грег. — Это я его написал.
100 
