32 
– Нам говорили, что мы защищаем природу.
– Вы херней занимаетесь. Много среди приехавших сюда русских?
– Да большая часть! Иностранцев всего человек двадцать.
– Но они вами руководят, как стадом баранов, да? А во главе стоит эта Жанна д’Арк. Как она выглядит?
– Ну, такая баба...
– Ясно, не мужик, раз Жанна. Рост?
– Маленькая она, вот... как вот он, – Маша показала на Валетова.
– Слышь, Фрол, невесту тебе нашли, – сообщил Простаков.
– Заткнитесь! Сколько ей лет?
– Пятьдесят.
– Пятьдесят лет? – не поверил Мудрецкий. – Значит, всю эту акцию возглавляет старая жаба. Она по-русски говорит?
– Плохо, но слов много знает. Понимает все.
– Это хорошо. Пойдешь сейчас с нами.
– Куда? Отпустите меня!
– «Отпустите» можно кричать, когда тебя те, которые из Парижа, трахают, а с нами пойдешь без разговоров. Простаков, на плечо!
– Есть!
* * *
Результата набега на лагерь гринписовцев Стойлохряков ожидал, сидя в салоне собственного автомобиля. Он встретил пленницу легким кивком головы.
Девушка сразу же уловила, что все издевательства, которые учинили над ней лейтенант с солдатами, здесь продолжаться не будут, и поспешила пожаловаться:
– Они всю меня облапали, а вот этот вот, – она показала на Мудрецкого, – тряс меня за волосы.
Надув щеки, комбат строго посмотрел на лейтенанта и солдат, потом вновь на Машу:
– А вам-то, девушка, что больше не понравилось?... Когда вас лапали или за волосы трясли?
Миронова молчала, а Валетов поспешил доложить о результатах допроса:
– Там у них всем заправляет какая-то Клара Цеткин.
– Не Клара Цеткин, а Жанна д’Арк, – поправила Миронова.
– Тебя как зовут? – спросил Стойлохряков, опускаясь вновь на кресло водителя, но так, что ноги оставались на земле.
– Маша.
– Послушай, Мария, дело, которое вы тут затеяли со своими товарищами, государству совсем не нравится.
– Это военным не нравится, а не государству. Вы загрязняете природу!
– Ну-ну, – остановил ее подполковник. – Не будем делать столь поспешные выводы. Сколько вас там?
– Я уже говорила этим, сто шестьдесят человек.
– Понимаешь ли, Маша, в чем проблема. Нам нужно за сегодняшний день всех вас отсюда убрать и сделать это как можно тише. Какие у тебя будут на этот счет соображения?
– Вы что хотите, чтобы я помогла вам все наше мероприятие испортить?
– Ну-ну-ну, – Стойлохряков продолжал строить из себя институтского преподавателя. – Ваши сто шестьдесят мешают проведению весьма специфического мероприятия. Мы можем опозориться на всю Европу. И я подозреваю, что части ваших как раз и нужен большой резонанс. Журналисты же есть в лагере?
– Есть, и целые две палатки! – тут же гордо ответила украденная. – У них там полно всякого оборудования. Они все заснимут!
– Журналисты, – пропел комбат. – Так, девчонку отправляйте в лагерь.
– В какой лагерь, – не понял лейтенант. – В наш или в ихний?
– В наш, Мудрецкий! До чего же бестолковых пиджаков присылают.
– Куда! – завопила Маша, когда ее начали заталкивать в салон машины.
– Ты же хотела к французам, – вспомнил лейтенант. – Так мы сейчас к ним и поедем. Будешь прямо у них в палатке жить. Думаю, что к вечеру, какая бы ты крепкая ни была и сколько бы ни хорохорилась, как минимум язык на плечо повесишь. А то вот им сегодня делать нечего, кроме как смотреть на соревнования водителей. Так они с тобою позабавятся.
– Вы что, какие французы?! – Она расчищала себе пространство в середине сиденья между здоровым Лехой и маленьким Фролом. – Перестаньте меня лапать!
Стойлохряков рявкнул:
– Успокоиться!
* * *
В финальном заезде на «ГАЗ-66» встретились Резинкин и француз. Рядовой, которого откопали где-то под Марселем, пилотировал «шишигу», как свою родную, и Резинкин уже все слюни потратил и весь пол с лобовым стеклом заплевал, но не смог доказать Тоду Мартину, что он лучший водила. Поэтому назначили отдельный заезд, что явно свидетельствовало о засуживании русских со стороны американца.
Если бы Тод знал эту черту характера у населяющих самую большую страну в мире людей, то не слишком злостно бы реагировал на средние пальцы, которые показывали ему из русской толпы болельщиков. Потом орали про какое-то мыло и советовали стать членистоногим под названием «рак».
Машины застыли на старте с включенными двигателями и меняли обороты, подчиняясь педалям акселераторов. Они походили на тяжелоатлетов, поигрывающих мускулами перед началом соревнований.
32 
