90 
Вообще — удивительно там. И ужасно спокойно. Блики, время от времени скачущие по воде, придают дополнительной тишины, а стрекозы летают бесшумно и выглядят на удивление откормленными.
— Где-то там закопано сокровище Матильды, — уверенно сказал Прингл и показал на берег Темзы. — Отец моего садовника сам участвовал в похоронах.
Я вздрогнул.
— В чем?
— В похоронах, — невозмутимым тоном повторил Прингл. — Когда нечто закапывают в землю.
— А, — успокоился я. — Так бы и сказали…
— Сокровища зарыты возле Народного дома, — продолжал Прингл. — Вычисления показали, что такое возможно.
— Ну, — сказал я, — что ж. Будем копать?
Прингл наклонился, поднял с мостовой саквояжик, обитый чем-то вроде крокодиловой кожи, раскрыл его и вытащил оттуда новенькую саперную лопатку. Ее он отложил в сторону, на скамью. Затем явился на свет приборчик в черном пластмассовом футляре. Внутри приборчика жила стрелка. Прингл покрутил приделанное сбоку черное колесико и освободил стрелку, она сразу принялась дрожать и подпрыгивать, точно рвалась на волю.
Следующим предметом, который извлек Прингл, был очень старый спиртовый компас, немного ржавый. Далее — циркуль, подробный план Александровского парка, несколько линеек с разными делениями: дюймами — отдельно, миллиметрами — отдельно. Все это хозяйство он разложил у себя на коленях и принялся быстро что-то измерять.
— Видите? — то и дело обращался он ко мне. — Вам ясно?
Драгоценная схема на листочке в клеточку подрагивала рядом, прижатая уголком прибора в черном ящичке.
Я наблюдал не столько за результатами вычислений, сколько за самим Принглом. Он весь светился от радости. Ему нравилось заниматься распутыванием загадки. Он наслаждался, демонстрируя мне результаты своих выкладок. Я чувствовал себя ученым секретарем английского географического общества, куда вхожи одни только чудаковатые эсквайры, имеющие у себя в имении русских садовников.
— Я исходил из того, что пропорции, указанные на схеме, будут с большой степенью вероятности соблюдены идентично тем, которые имеются в реальности, на почве, следовательно, путем ряда измерений можно вычислить конкретное место на аутентичном плане Александровского парка…
Что-то в таком роде.
Затем он взял прибор и благоговейно уставился на стрелочку.
— Это индикатор близости металла, — сказал Прингл. — Велика вероятность того, что ящик, содержащий внутри себя сокровища Матильды, обладает железными деталями. Таким образом, мы установим…
Далее он перешел на английский. Я слушал и слушал, просто как музыку. Тот английский, который я изучал при помощи моих фильмов, звучал совершенно по-другому. А мой Прингл каждое слово, прежде чем выговорить, обсасывал во рту, точно карамельку, и только после этого аккуратненько отправлял его в эфир. Как будто находился в постоянном размышлении о том, что всякое произнесенное слово будет потом бесконечно плыть в бескрайних просторах космоса, не исчезая, не расточаясь — плыть и плыть, покуда не доплывет до других планет. И зная об этом, разумеется, просто обязан был — как честный человек — позаботиться о том, чтобы это слово при встрече с иными мирами обладало благопристойной внешней оболочкой.
В общем, я так понял, он намерен при помощи всех своих приборчиков откопать Матильдины бриллианты и приглашает меня принять участие.
Я спросил:
— И какова будет моя доля?
Прингл заморгал, остановленный на всем скаку. Затем аккуратно сложил схемы, карты, циркули и все свои линейки и проговорил:
— Полагаю, она будет достаточна.
Вот так я ввязался в эту историю с поисками сокровищ балерины Матильды Кшесинской. Само по себе звучит невероятно — особенно если учесть, что ни в какие сокровища я не верил изначально.
Мы начали с того, что съели по чебуреку. Впервые в жизни я видел иностранца, который решился съесть в нашем парке чебурек. Вообще жующий англичанин держался с таким колониальным достоинством, что я едва сдерживал смех. У меня был знакомый, он потом уехал в Америку, а после приехал в гости и по старой памяти слопал чебурек — готово дело, увезли в больницу с острым расстройством желудка. А Прингл — ничего. Обтер усы и даже хмыкнул. Отчаянный малый. Такой, пожалуй, и клад отыщет.
На прощание мы угостили тем, что выпало из чебуреков на землю, хмурую собаку — самую популярную даму этой части парка: обычно она с кислым выражением на рыженькой морде бродит здесь, окруженная стаей фаворитов, каждый из которых имеет шанс стать отцом ее будущих щенят. В некотором отдалении мыкается аутсайдер — безобразный пес с квадратной мордой беспородного терьера. В каждой стае, человечьей или песьей, встречаются такие. Их никто не любит, их все шпыняют. Вероятности того, что какая-либо женщина подпустит их ближе чем на пушечный выстрел, не существует вовсе. И все-таки они не отстают от компании, стараются быть в курсе всех дел и даже время от времени, издали, вставляют словцо-другое.
90 
