26 
— Ой, извините, профессор Симмонс. Я просто хотела немного отдохнуть, посвятить время творчеству.
— Ты должна дать им номер. Они показались мне обеспокоенными.
— Спасибо, что сообщили.
— Иногда родные оказывают давление и не дают полностью реализоваться. Я знаю, они поддерживали тебя, когда ты была студенткой.
— Возможно, они немного переборщили. Но сейчас я выросла. Я могу принимать собственные решения. Вы когда-либо думали о том, чтобы углубиться в фольклорную музыку?
— У меня нет возможности. Большого труда стоит обучить один курс, а уж сколько времени на это уходит… Несколько раз я проводил лето в Смоки-Холлоу с Уэббом Френсисом. У него необыкновенный талант. Он знает больше об их музыке, чем кто-либо другой. У тебя будет хороший учитель. Жаль только, он разболелся…
— А вы бывали на местном музыкальном фестивале?
— Конечно. Ты не должна пропустить такое событие. Там будут шумовой оркестр, гусли и народные песни, которые сохранились еще со времен древних поселенцев. Позвони мне, когда вернешься в Нью-Йорк. Ты должна рассказать о своих впечатлениях.
— Обязательно. Спасибо за все, профессор.
Анжелика повесила трубку, чувствуя вину за то, что поставила его в неудобное положение. Но она никогда не ожидала от своих родителей, что они позвонят ему, чтобы узнать, где она. Может, они уже подняли на уши всех, кто когда-либо общался с их дочерью. Неужели не могли они дать ей несколько недель, чтобы побыть одной?
С неохотой Анжелика подняла трубку и набрала домашний номер. Телефон звонил до тех пор, пока не включился автоответчик.
— Привет, мам, это Анжелика. Я просто хотела поздороваться. Я позвоню позже.
Она оставила номер телефона. Она не хотела, чтобы они звонили ей каждый день, пытаясь поговорить о возвращении в Нью-Йорк.
Анжелика знала, что родные желали ей всего самого лучшего. Она была поздним — долгожданным — ребенком, поэтому росла в неге.
Анжелика подошла к окну посмотреть на дом Кирка, вспомнив его поцелуй. Свет не горел. Он, должно быть, пошел спать. Ей следовало сделать то же самое. Тут Анжелика заметила отблеск из здания позади дома Кирка. Поддавшись импульсу, она вышла на улицу.
Дверь была открыта, широкая подъездная дорожка была слабо освещена. Анжелика остановилась и заглянула внутрь. Это был точно не гараж. Мастерская. У одной из стен стояли деревянные фигуры. Напротив были сложены в кучу деревянные брусья различного размера. Внимание тут же переключилось на прекрасную статую матери и ребенка. Анжелика медленно вошла и направилась к Кирку.
— Это потрясающе, — сказала она.
Он оглянулся:
— Что ты здесь делаешь?
Она не останавливалась:
— Это твоя работа? Почему ты не говорил? Это же удивительно.
Трепеща от волнения, Анжелика прикоснулась к статуе, изумляясь древесине, которая была невероятно гладкой под ее кончиками пальцев.
Она знала, что Кирк наблюдает за ней.
— Они прекрасны!
— Спасибо.
Она рассмотрела другие работы, касалась их, гладила, восхищаясь цветом древесины, оттенками, тенями и бликами. Мастерство резчика поражало. Снова и снова Анжелика возвращалась к статуе матери и ребенка.
— Это будет продаваться в художественной галерее? — спросила она.
— Надеюсь, что да. У меня есть контакты галерей по всему югу.
— Это так ты зарабатываешь на жизнь… Это же совсем не строительство. Это творчество. Они потрясающи.
Анжелика заинтересовалась недоделанной работой:
— Что это будет?
— Женщина у обрыва, — ответил Кирк.
Она могла видеть очертания, уже выявленные из грубого материала. Обрыв, ряд деревьев, растущих неподалеку, а на краю — фигура.
— Можно понаблюдать за тобой? — спросила Анжелика, очарованная удивительным талантом Кирка.
Она никогда не видела ничего подобного.
— Это довольно скучно. Я срезаю малую часть, посмотришь, как это выглядит, когда сделаю больше, — сказал он, задумчиво глядя на нее и вертя в руках брус.
— Когда ты планируешь ее закончить?
— Через несколько недель.
Анжелика оглянулась и заметила табуретку. Она пододвинула ее ближе и села.
— Не обращай на меня внимания.
Она не спускала с Кирка глаз, надеясь, что он позволит ей остаться. Она была очарована этим мужественным человеком, делающим такую тонкую работу. Снова взглянув на фигуру матери, она заметила безмятежное выражение лица, хотя черты подробно не были проработаны. Это могла быть любая мать.
26 
