106 
Это притяжение было столь сильным, что Гийом дважды останавливал лошадь, думая повернуть назад. Но благоразумие побеждало, и он продолжал путь, чувствуя, что его лихорадка утихала по мере продвижения вперед. Он почувствовал некоторое облегчение, почти освобождение, и спешил скорее вернуться домой. Он лишь сожалел, что ехал в кабриолете, а не верхом, это сейчас подошло бы ему в самый раз.
Наконец он прибыл домой. Было уже поздно. Неяркий свет просачивался через щели в ставнях второго этажа, а на первом свет не горел. Лишь из кухни виднелись отблески света. Гийом был рад этому и похвалил себя, что просил не ждать его к ужину, когда уезжал накануне. Эта была разумная предосторожность, которую он принял на всякий случай, а теперь одна мысль, как он посмотрит в глаза своих детей, особенно дочери, вызывала у него страх.
Как он и думал, Клеманс и Потантен сидели у огня, но на этот раз они были не одни: с ними была Китти, штопавшая кружева ночной рубашки. Она поспешно встала, увидев Гийома.
– Мисс Лорна, наверное, очень устала! – проговорила она.– Я не ложусь спать и грею воду, чтобы она смогла принять ванну перед сном.
– Надеюсь, что она уже спит сейчас. Она захотела остаться там. Не смотрите так удивленно, Китти! Дом стал таким же обитаемым, как в былые времена. Я не сказал ей заранее об этом, чтобы это стало для нее сюрпризом.
– Там? Одна?.. А на сколько же времени?..
– На неделю... или две. К тому же она не одна. Вы ведь давно знаете Жиля Перье?..
– Конечно, а я не должна поехать туда?
– Нет. Она была категорична: она хочет пожить, как деревенская жительница, и просила меня простить ей этот каприз. Я передаю вам ее собственные слова. Поэтому не волнуйтесь, Китти, и ступайте спать. Ей скоро надоест там жить. Через неделю я поеду за ней. И она будет счастлива снова очутиться в нашей усадьбе.
Китти присела в реверансе, взяла свечу и пошла к себе. Гийом, выпив чашку горячего сидра, заявил, что совершенно разбит, что езда по этим дорогам вытрясает все внутренности. Он пожелал всем спокойной ночи и поднялся в свою комнату, сделав вид, что не замечает застывших фигур своих старых слуг.
Его поведение показалось им необычным. Ведь до сих пор, когда ему случалось возвращаться поздно из своих поездок в Париж, Шербург, Гранвиль или из прогулки по краю, Тремэн, даже полумертвый от усталости, усаживался в уголок у большого камина, считая его по унаследованной от предков крестьянской привычке настоящим домашним очагом. Он всегда говорил, что это, как и библиотека, было лучшим местом, где он отдыхает.
Потантен и мадам Белек обожали такие моменты, им казалось тогда, что они возвращаются в те счастливые времена, когда только что был отстроен дом На Тринадцати Ветрах и они жили втроем. Поскольку он возвращался всегда очень голодный, Клеманс готовила ему обильный ужин, и они с радостью тоже принимали в нем участие. Гийом рассказывал им новости, говорил о делах или о людях, с которыми он встретился, как будто он был их сыном, а они – его любящими родителями. Но в этот вечер...
Он жестом и слегка улыбнувшись отказался от ужина. «Немного горячего сидра, Клеманс, этого будет достаточно», – осушил чашку одним глотком и ушел.
Они были так ошарашены этим, что остались на своих местах возле большого стола и молчали: она – держа кувшин с сидром, а он – с опущенными руками, глядя на дверь, за которой скрылся хозяин.
– Что вы на все это скажете? – проговорила наконец мадам Белек. – Боже милостивый, нам его подменили, нашего месье Гийома! Всего за два дня!
– Если хотите знать мое мнение, Клеманс, мне это не нравится. Совсем не нравится! Я должен побольше узнать о случившемся, иначе не сомкну глаз всю ночь...
Когда, постучав, Потантен вошел в комнату Гийома, тот раздевался, как он это обычно делал. То есть ходил по комнате и сбрасывал свою одежду на ковер, и утром Валентин – из которого Потантен старался сделать настоящего слугу – убирал все это. Это была давно приобретенная привычка, еще со времен, когда он жил во дворце Жана Валета, в Порто-Ново, где дом кишел слугами, и от этой привычки он никак не мог отделаться.
Старый мажордом стал спокойно собирать одежду, как бы не замечая хмурого взгляда Тремэна.
– Мне кажется, я сказал, что устал, – проворчал он. – Оставь все это! Утром это уберут, а сейчас я хочу спать...
106 
