108 
Тогда Артур двинулся с места. Сначала очень медленно, очень осторожно, как будто его босые ноги могли греметь по плитам пола, потом все быстрее он бросился в свою комнату и упал на кровать. Но не для того, чтобы спать. В голове его кружились какие-то странные картины. Но ему хотелось поразмышлять, постараться найти решение, чтобы избавить усадьбу– этот дом, который он полюбил, каждый камень его – от опасности, которая могла медленно разложить души живущих в нем.
Лежа в кровати и натянув до самых глаз простыни, он старался утишить биение своего сердца. В это время узкий луч луны проник в комнату через окно, так как он никогда не закрывал ставни, и осветил портрет его матери, висевший над письменным столом против кровати. И он вдруг вспомнил последние слова, сказанные Потантеном: «Мадам Агнес здесь. Она просит помощи!» Если бы кто-нибудь услышал их, то подумал, что даже они – темные люди – не в себе. А мальчику они показались понятными, объясняющими странный феномен, о котором он не говорил никому, даже Джереми Бренту: несколько раз, просыпаясь поутру, он находил портрет матери не на стене, а на столе, прислоненным к стене. Он был совсем не испорчен, как будто незнакомая рука снимала его, выражая этим свое неодобрение, а не ненависть. Поэтому Артур просто снова вешал его на место...
В эту ночь он решил проследить, хоть и понимал, что сегодня ничего не произойдет. И действительно, портрет Мари-Дус остался на месте...
А вот когда Китти вошла в комнату Лорны, чтобы убрать постель, сложить белье и навести порядок, она обнаружила, что все платья были сброшены с вешалок и валялись в куче на полу...
Глава XI
БУРИДАНОВ ОСЕЛ
На следующий день Гийом отправился в Эскарбосвиль к месье Ронделеру. Сообщение бывшего служащего правосудия заключалось в нескольких словах: наблюдение, установленное за домом каторжника после того, как сошел снег, мало что дало. Обитательницы дома и священник, которого они у себя приютили, вели вполне размеренную и праведную жизнь. Аббат Лонге каждый день ходил в морсалинскую церковь служить мессу. Мадемуазель Селестина занималась снабжением их пищей, а сестра ее если и показывалась изредка, то только во время прогулок в саду или на побережье в дюнах, но по-прежнему голова ее была покрыта черной вуалью. Урбена там больше не было. Впрочем, по мнению старшей из сестер Може, ничего странного в его отсутствии не было. Родом из д'Изиньи, «верный слуга» отправился туда к брату, от которого получил коротенькую записку: мать их была при смерти.
По мнению Ронделера, он, несомненно, не скоро появится в этих краях. Потеря ножа, очень похожего на ножи каторжников, которые изготавливались в большой тайне, должна была его насторожить. Конечно, по этой причине он решил удариться в бега. Однако доверчивая мадемуазель Селестина твердо верила в его возвращение: он так был привязан к своей бедной сестре!
– Другими словами, – заключил чиновник, – обе несчастные женщины, похоже, не в курсе его ночной деятельности. Если он и был членом банды Марьяжа, что мне кажется очевидным, то у них об этом нет никакого представления.
– Ясно, что дом двух старых дев – надежное место для укрытия. Тем не менее вы послали кого-нибудь в д'Изиньи, чтобы удостовериться, там ли он?
– Зачем? Я убежден, что его там нет. Поездка туда была бы сущей потерей времени, и хочу напомнить вам, что мы в жандармерии располагаем очень ограниченным контингентом. Этот побег очень для нас неприятен. У нас был только один след, и тот потерялся.
– И потеряли его мы. Почему было сразу не проследить когда этот человек уезжал? Куда он отправился?
За ним следили до самого Монтебура, где аббат Лонге посадил его в дилижанс на Сен-Ло. Что вы еще хотите? У сыщика не было ни денег, ни приказа отправляться в какое-либо путешествие...
Иначе говоря, мы должны начинать все сначала! Что мы предпримем сейчас?.. Будем ждать новую драму?.. Которая ничего нового нам не даст? Бог мой! Нужно было хватать за фалды этого человека и ни в коем случае не отказываться...
– Легко говорить, мой дорогой Тремэн, но вы забываете, что у нас нет для этого ни средств, ни возможностей Вы сидели у себя дома...
Никто не мешал вам прийти ко мне и получить эти средства и помощь. Я никогда не отказывал ни в финансах, ни в иной помощи. Только Тринадцать Ветров были на карантине, потому что туда привезли малышей Варанвиля, когда их мать билась за спасение сына.
108 
