Особенно,... 
71 
Ландри покачал головой. Несмотря на все его усилия, по его смуглым щекам покатились две крупные слезы. Катрин стояла как громом пораженная. Она никогда раньше не видела его плачущим. Он всегда встречал жизнь с таким непоколебимым упорством и был заразительно жизнерадостен.
— Я не хочу, чтобы ты был несчастлив! — страстно вскричала она. — Скажи мне, что я могу сделать, чтобы помочь тебе теперь, когда ты спас мне жизнь!
— Я всегда буду рад тому, что вызволил тебя, — кротко сказал Ландри. — Но ты ничем не можешь помочь мне, Катрин. Я собираюсь остаться здесь, в этом монастыре.
Я уже просил настоятеля постричь меня в монахи, и он согласился. Он мне по сердцу. Я буду гордиться тем, что повинуюсь ему.
— Ты собираешься стать монахом? Ты?
Катрин не могла бы быть более потрясена, даже если бы гром небесный раздался вдруг с ясного неба. Ландри, весельчак Ландри, одетый в темную грубую сутану бенедиктинского монаха! Ландри с выбритой головой, день и ночь стоящий на коленях на холодном каменном полу церкви, возделывающий землю и помогающий, беднякам! Ландри, который любил вино, женщин и гулянки!
Ландри, в прежние дни всегда насмехавшийся над Лоиз, стоило ей лишь заговорить об уходе в монастырь!
— Забавно, не правда ли? — с тусклой улыбкой сказал молодой человек. — Но это — единственная жизнь, которой я хочу. Видишь ли… Я любил Пакеретту и думал что она тоже меня любит. Я всегда надеялся, что когда-нибудь мне удастся убедить ее изменить свой образ жизни и бросить всю эту чушь с колдовством, что я смогу сделать из нее порядочную женщину, честную хозяйку с целым выводком детей. Я хотел забрать ее из этого треклятого места. Она была странным существом, но, по-моему, мы понимали друг друга. Теперь ее нет…
Усталый, разочарованный жест Ландри внезапно наполнил все существо Катрин сокрушительным чувством вины. Ей стало невыносимо стыдно за то, что она сама все еще жива после того, как невольно причинила столько страданий людям. Разве ее недостойная, бесполезная жизнь стоила пролитой крови? Она опустила голову.
— Это моя вина! — воскликнула она. — Это я виновата в том, что она мертва! О Ландри, как же случилось так, что я одна принесла тебе столько несчастья?
— Тише! Тебе не за что себя казнить. Пакеретта сама виновна в том, что с ней случилось. Если бы она не совершила это непростительное преступление, выдав тебя Гарэну в припадке ревности, ничего бы не произошло.
Она должна была быть наказана по справедливости, хотя и не таким варварским способом! Но теперь, когда ее больше нет рядом, все, чего я хочу, — это мира и одиночества. А у тебя впереди по-прежнему долгий и прекрасный путь.
Слезы Катрин мгновенно высохли.
— Ты действительно так думаешь? — сказала она. — На что я могу еще надеяться? Мой муж скоро будет казнен, я , буду разорена, а ты собрался похоронить себя заживо в монастыре — и все из-за меня. Человек, которого я люблю, меня презирает. Я приношу людям несчастье, я проклята, проклята… Тебе следует сторониться меня…
Она была на грани истерики. Почувствовав это, Эрменгарда сделала Ландри знак уйти, а сама начала уговаривать дрожащую Катрин забраться поскорее в носилки.
— Пойдем, дитя мое. Перестань мучить себя. У парня серьезное потрясение, но он еще молод, и у него есть время передумать и вернуть себе вкус к жизни. Их ведь не постригают раз и навсегда за одну ночь. Можешь поверить Моему кузену Жану: если у парня на самом деле нет склонности к этому, позже он сможет их в этом убедить.
Эти мудрые слова подействовали на Катрин успокаивающе. Эрменгарда была права. Ландри не обязан оставаться в монастыре всю свою жизнь, но пока что это для него самое лучшее место, дающее необходимую передышку, в течение которой душа может снова обрести себя и освободиться от озлобления и желчи, скопившейся в ней. Так что Катрин безропотно подчинилась Эрменгарде.
Большие ворота монастыря распахнулись, чтобы пропустить носилки, сопровождаемые Сарой, восседающей верхом на муле, которого одолжил настоятель, и несколькими всадниками, приданными Жаком де Руссэ в дополнение к собственному эскорту Эрменгарды. Немного спустя кортеж начал взбираться по дороге, ведущей на плато. Неяркое солнце оживляло пейзаж. На мгновение внизу сверкнули коньки крыш Сен-Сина под слабыми струйками дыма, но и они вскоре исчезли, как только процессия достигла извилины дороги. На лесах, выстроенных вокруг квадратной башни монастырской церкви, снова работали, весело напевая, каменщики. почти уже позабывшие об опасности, угрожавшей недавно им и их домам.
71 
