— Да, благодарю, — ответила она, сделав книксен. — Но я бы очень хотела сохранить мою спальню в качестве своей комнаты, ведь там все мои вещи и это такая прекрасная комната!
— Разумеется! Представляю, какие большие глаза будут у Вильгельмсена!
— У Вильгельмсена? Он и виду не подаст! Но, знаешь, что я думаю?
— Что?
— Я думаю, что он обрадуется.
— Я знаю, ведь он так ценит тебя.
— Нас обоих. О, Александр, я чуть не забыла! Мама просит нас приехать на свадьбу моего двоюродного брата. Она настоятельно просит, чтобы мы приехали вдвоем.
— На свадьбу Тарье?
— Нет, его младшего брата, Бранда.
— Я встречался с ним. Но ведь он еще так молод! Сесилия смущенно улыбнулась.
— Отличительной чертой Людей Льда и Мейденов является то, что они вкушают супружеские радости заранее.
— Понимаю, — засмеялся он. — И, кстати, если его считают достаточно взрослым, чтобы идти на войну и убивать, значит, он созрел и для любви. Что он доказал на деле. Когда свадьба?
— О, Александр, ты поедешь со мной? Увидишь Гростенсхольм, Липовую аллею и другие прекрасные места, которые я с удовольствием тебе покажу! Познакомишься с Таральдом, моим братом, и с Ирьей. С их маленьким Маттиасом. Вот письмо, прочитай!
Он без труда прочитал написанное по-норвежски письмо. Ведь Лив ходила в школу Шарлотты Мейден, ее любимой тети Шарлотты, позднее ставшей ее свекровью.
— Во время Вальборгской ярмарки? — сказал Александр. — Тогда нам нужно торопиться.
Они прибыли прямо к свадьбе, и Александр сразу же стал главной персоной: у него была такая привлекательная внешность, что на него смотрели во все глаза. К тому же он был самым знатным из присутствующих — куда было до него Тарье, нотариусу и баронам Мейденам!
Даже застенчивые жених и невеста казались незначительными рядом с высокой фигурой Александра Паладина и его блестящими титулами. А староста Никлас Никлассон просто растаял от удовольствия в присутствии такого знаменитого гостя, сидящего за свадебным столом в Хегтуне и породнившегося с ним.
На свадьбе было столько родственников! От такого изобилия просто глаза разбегались.
Но юный, разрумянившийся, вспотевший жених Бранд всем понравился.
Матильда представляла собой новый тип среди далеких от предрассудков Людей Льда. Она была здоровой и полной — по той и другой причине одновременно — как и подобало быть хорошей крестьянской жене. И воспитана она была по-крестьянски. В качестве приданого она принесла восемь полотенец, восемь скатертей, шесть покрывал и так далее и тому подобное — и все это вышитое своими руками. Все было сделано очень аккуратно. Так что она очень подходила Бранду, который был немного неряшлив.
Как раз это и вызвало со стороны Сесилии не совсем приятную реплику в адрес жениха — в тот самый момент, когда все сидели тихо, так что ее слова долго потом висели в воздухе:
— …ясно, что ты задним умом крепок!
Но вообще-то свадьба была прекрасной, с множеством дорогих подарков и множеством пьяных, валявшихся утром в сточных канавах. Беднягу Йеснера обнаружили в широкой супружеской постели Никласа Никлассона, где ему пришлось поистине воскреснуть, когда благочестивая супружеская пара вознамерилась отдохнуть после изнурительного дня. Что он делал там, так и не выяснилось, он был слишком пьян, чтобы отвечать за свои поступки.
На следующий день, когда гости еще спали, Александр и Сесилия отправились погулять. Они не спеша бродили по полям, радуясь друг другу. В толпе знакомых и незнакомых людей они еще больше сблизились.
В этот прекрасный весенний день воздух был теплым, а в молодой траве виднелись крохотные белые цветы, названия которых никто не знает.
Кто-то шел за ними по пятам мелкими, неуклюжими шагами от самого Гростенсхольма. Обернувшись, они приветливо улыбнулись, словно забыв, что хотели побыть одни.
— Я думала, что ты спишь, Колгрим, — сказала Сесилия.
Он протиснулся между ними, и они взяли его за руки.
Лицо шестилетнего мальчика было необычайно красивым. Особенно поразительными были его янтарного цвета глаза. И если бы не эти плечи, никто бы не узнал, что он был одним из замечательнейших творений Людей Льда. Точно такие плечи были когда-то у Тенгеля: широкие, заостряющиеся на плечах, как на статуэтках китайских мандаринов. Эти плечи отняли жизнь у первой невестки Сесилии, Суннивы, и она знала, что сама рискует разделить ее судьбу, если когда-нибудь соберется родить ребенка.