Последние отзывы

  136  

Но с вёрстами, постепенно, незаметно, что-то начинало меняться в природе — безмятежность уходила, появлялась тревога. Сначала поднялся ветер и разрушил хрупкую инистую красоту, она осыпалась крупными хлопьями — рощи и перелески поскучнели. Потом на снегу кроме обычных лисьих стёжек и заячьих петель стали встречаться следы новые, удивительные — то отпечатки босых пяток, то огромных длиннопалых лап с когтями — будто африканская птица-страус гуляла, то валялся кто-то, и клочки чёрной шерсти ронял. Кое-где и кровь виднелась, хорошо, если не человечья. Валежника стало много, рядами лежал — ветви переломаны, стволы странно покорёжены. В полях зачернели бесснежные проплешины, будто кто-то огромный долго сидел тёплым задом. Небо приобрело неприятный желтоватый оттенок, и стаи ворон с паническими криками носились в нём.

— Подъезжаем! — объявил возница. — Сейчас кордоны начнутся. Ежели у вас нужной бумаги нет — могут не пустить, свободный проезд только местным жителям разрешён, кто, значит, в Красавке проживает, и дальше, в Телятинах и Омёте.

Нужные бумаги у Романа Григорьевича в запасе имелись — пропустили.

Дорога вильнула за холм, миновала овражек. Уже видны стали вдали крыши Красавки и справа от них, чуть в стороне, очертания военных шатров…

Тут оно и началось внезапно, как гром средь ясного неба. Сначала ветер взвизгнул каким-то особенным, разбойничьим посвистом, позёмка промчалась по дороге, убежала в поле. И вдруг в одно мгновенье не стало ни дороги, ни поля, ни мира вокруг — только белёсая колючая мгла, смешавшая воедино небо и землю. Снег валил с неба, снег вздымался в воздух с земли, вьюга выла, наметая поперёк пути косые сугробы.

Сколько-то они ещё пытались ехать по ухабам. Два раза переворачивались, подымали сани, двигались дальше. Но настал момент, когда возница, в очередной раз спрыгнув с саней, чтобы проверить дорогу, обнаружил, что никакой дороги под полозьями нет и в помине — одни рытвины да бугры, занесенные снегом, да ещё в нескольких шагах впереди хищно разверзся овраг. Чудо, что вовремя остановились, не то лошади, пожалуй, переломали бы ноги.

— Прие-е-хали, так-растак вашу мать! — перекрикивая ветер, выругался каторжник. — Сбились мы с пути-то, ваши благородия! Дальше ехать некуда, придётся непогоду пережидать — а переждём ли? Вона как крутит, заметает! — и затосковал. — Эх, не то обидно, что помирать надо, а то, что от жилья в двух шагах. Всего ничего до Красавки не доехали!

Стало страшно. И ещё холодно — пронизывающий ветер выдувал из-под одежд остатки тепла.

— Главное, нельзя спать! — прокричал Листунов спутникам. — Люди замерзают во сне! — скажите, каков знаток выискался, можно подумать, без него о том никто не догадывался.

…Они сидели, тесно сбившись в кучку, не зная, что предпринять для своего спасения. Сани уже обрастали сугробом, кони тревожно всхрапывали, руки-ноги путников коченели, и робкая надежда на то, что непогода разгулялась ненадолго, оправдываться не собиралась. Время шло, буран не стихал, наоборот, даже усиливался. Снег летел уже не мелкими колючками, а густыми хлопьями, казалось, его хватит, чтобы завалить весь мир без остатка. Что-то злорадно-ликующее слышалось в завываниях ветра, задувавшего с четырёх сторон сразу: куда ни повернись — всё в лицо.

— И откуда только налетела напасть? — жаловался возница. — Ведь не предвещало ништо! В печи вечор не выло, погода с утра стояла ясная, и ногу не ломило, хоть завсегда перед большой непогодой ломит. Сенька Хромый буран загодя не почуял — вот оказия так оказия! Кому сказать — не поверят!

— Так уж и не поверят! — от скуки, а главное, из страха задремать, вступил в полемику Иван Агафонович. — Ты разве большой мастер погоду предсказывать?

— А как же не мастер? Конечно, мастер! — обиделся каторжный. — Сенька Хромый любую погоду загодя чует — кого хошь спроси, если живы будем. Как первый раз в бега подался, мне стражник ногу прострелил, с тех пор у меня и открылся дар: на три дни вперёд вижу! На Каре меня руднишное начальство за предсказателя держало, чтобы, значит, вольному не платить. И тут мужички всегда совета просят: выезжать в поле, не выезжать… За пятнадцать годов ни единого промаха не допустил, вёдро с дождём ни разу не перепутал! А уж чтобы этакий буран проморгать — и вовсе дело невозможное! Не д олжно ему было случиться, хоть ты тресни. Ан нет, случился — откуда такая напасть? Будто наворожил кто-то…

  136