22 
— Нет уж, спасибо, — сказал пристав жестко. — У меня нет никакого желания убивать здесь время. Если ты чувствуешь, где прячется болезнь, так веди нас прямо туда! Это приказ.
Для Бенедикте стало неожиданностью, что он поймал ее на слове. Она не привыкла к такому, поскольку встречала обычно лишь насмешки, когда речь заходила о ее необычных способностях.
Они снова вышли в зал. Женщины сидели возле стены под надзором Ульсена. Они исподлобья, испуганно смотрели в сторону группы во главе с приставом. Бенедикте остановилась и прислушалась к себе, воспринимая испуг теток, определяя его направление.
Еще одна дверь…
Она нерешительно шагнула к ней. В тот же миг дамы устроили адский спектакль, в гневе перекрикивая друг друга. Они были взволнованы и не понимали, что таким образом направляют Бенедикте по верному пути.
Но она и не нуждалась в их помощи. Она ощущала поверхность двери, заметила сильные вибрации.
— Идите сюда, — сказала она, чувствуя себя неважно. — Здесь… Здесь еще один человек!
— Что еще за черт? — сказал пристав.
— Точно. Я ощущаю исходящий оттуда безотчетный страх. Нечистую совесть. Опасение… опасение быть обнаруженным.
Женщины ужасно закричали, Бенедикте старалась не слышать их презрительных слов.
Дверь была заперта, но это не помешало приставу Свегу. Он быстро обнаружил ключ, спрятанный наверху на дверном косяке, и открыл.
Крайне странный запах, чтобы не сказать зловоние, встретил их. Человеческие запахи смешивались с небывало сильным запахом духов.
— Освети комнату, Сандер, — сказал Свег, и они услышали жалостливое всхлипывание из темноты.
— Я ничего не сделал, я ничего не сделал, не позорьте меня перед всеми, я ничего не мог с этим поделать…
Свет выхватил из темноты комнату с большой, удобной кроватью. По расчетам Бенедикте, эта комната должна находиться как раз над коричневым салоном. Она прикрыла глаза, сглотнула, затем снова открыла их.
Довольно молодой мужчина сидел, скорчившись, на кровати в дальнем углу комнаты. Он был полуобнажен, одет только в нижнюю рубаху, и по его выражению лица было легко понять, что он не совсем нормальный. В нем было нечто, переходившее границу рассудка.
— Полиция… полиция… — испуганно повторял он.
— Успокойся, успокойся, Август, — сказал Свег. — Мы тебе ничего не сделаем. Так значит, здесь ты был последние месяцы?
— Я ничего не мог поделать, — всхлипнул он. — Они… они…
— Они держали тебя здесь взаперти, не так ли? А мы как раз гадали, что же сталось с их деревенским слугой. Но почему?
Парень вытер нос и глаза.
— Вначале это было забавно. Они в меня влюбились, а у меня никогда не было женщин, а им их родители не разрешали даже думать о таком. Все началось с того, что они захотели немного посмотреть на меня, я им разрешил, а они сказали, что я красивый и трогали меня так, что у меня брызнуло, а потом уже я должен был приняться за них, одну за другой, каждый день, для них это было приятно, и для меня тоже, они мне разрешили, и было так забавно. Но они хотели все больше и больше, а их было трое, а я только один, они были как сумасшедшие и, Господи, как они стонали, но я был уже не в силах и хотел отказаться, но тогда они заперли меня внутри и сказали, что пристав арестует меня, если узнает, что я делал с ними, и мне нельзя выходить наружу! Шуметь тоже нельзя было, надо было сидеть совсем тихо.
Только теперь они увидели, что бедняга был прикован к кровати.
Он продолжил, подвывая:
— И они снова приходили сюда и все хотели и хотели, а я нет, но он меня не слушался, он делал то, что хотели они, ведь они точно знают, что им надо делать, чтобы заставить его стоять…
— Они что, все втроем сюда приходили? — скептически спросил пристав.
— Нет, не все сразу, и эта старая Агнес приходила не так часто, потому что она немного суховата, собственно, она приходила только, когда выпивала вишневого вина, тогда она была влажная, как надо. Но эта маленькая пухлая Беата здесь бывала постоянно, она номер один, но фрекен Герд хуже всех. Я ее боюсь! Она такая тяжелая, сильная и жесткая с ним, и скачет на мне верхом, и когда приходит сюда, то мне кажется, что у меня все косточки рассыпятся. Чертовы бабы!
Он заплакал от отчаяния.
Они стояли молча. Бенедикте упорно смотрела в пол, Сандер беспокойно переминался с ноги на ногу.
22 
