147 
Следующий день она провела в постели.
И еще один.
И весь остаток недели. Таннис понимала, что надо бы встать, и вставала, доходила до окна, упиралась ладонями в створки его и стояла, глядя, как плавится лед теплом ее тела. Холод обжигал, а кровать, разобранная, близкая, казалась надежным убежищем.
Таннис возвращалась к ней.
Ложилась на влажноватую простыню, накрывалась с головой пуховым одеялом и лежала, порой проваливаясь в сон, порой - в собственные воспоминания. Иногда ей было сложно отличить одно от другого, и воспоминания порождали странные сны, а сны не заканчивались наяву.
Приходила горничная, приносила завтрак… и обед… и ужин.
Марта появлялась с очередным нелепым романом, которые она читала вслух, пытаясь Таннис развлечь. Но тонкий голос Марты вызывал приступы тошноты, Таннис злилась, но злость и та была вялой, нежизнеспособной.
После ухода Марты в кресле оставались крошки овсяного печенья и книги.
О любви.
Нет ее, такой, как пишут, чтобы настоящая и вопреки всему, чтобы счастье безоблачное и жизнь душа в душу, смерть в один день… глупости.
…и мечта ее не лучше.
Море?
Дом на берегу? Она видит этот берег во снах, с белым мягким песком, на котором остаются ее следы. С влажной вылизанной волнами кромкой, со старой пристанью и лодкой… с домом, навесом и столиком… креслом…
Кофе.
И тем, кто стоит за спиной Таннис.
Он пытался к ней прикоснуться, и она, просыпаясь, чувствовала еще эти прикосновения, будившие в ней странное желание плакать.
Плакала.
День и снова…
- Малявка, что не так? - Войтех навещал ее каждый вечер. Он появлялся поздно, когда свечи уже догорали, входил без стука, садился на кровать без спроса и вытаскивал из-за пазухи имбирный пряник.
Или золоченый орех.
Фарфорового зверька, из тех, дешевых, которых полно на развалах. Вкладывал в руку, сжимая вялые пальцы, смотрел в лицо.
- Прости, - Войтех стягивал одеяло и заставлял сесть. - Я понимаю, что ты чувствуешь себя загнанной в ловушку…
Он обнимал, прижимал к себе крепко и гладил по волосам, утешая. Слезы подкатывали к горлу тяжелым комом, но при нем не получалось плакать. И Таннис лишь шмыгала носом.
- Тебе надо поесть.
Он кормил ее, порой и с ложки, преодолевая вялое сопротивление. А порой Таннис было лень сопротивляться и она лишь открывала рот.
- Послушай, малявка, ну не трону я твоего щенка… обещаю. Если сам не напорется, не трону. Он ведь скоро женится.
Наверное. Таннис поэтому убежала.
Хотела забыть.
И откуда ей было знать, что забыть не выйдет?
- Подумай сама, что бы вас ждало? Жизнь на два дома? Он бы приходил, чтобы переспать, а потом…
- Нет.
Таннис зажимала уши ладонями, чтобы не слышать его. Но Войтех руки разжимал.
- Он бы уходил к своей жене. Ты знаешь это. Однажды он ты бы ему надоела…
Ложь.
- Он вежливый, он не вышвырнул бы тебя… купил бы подарок. Так принято в их кругах. Надоевшей женщине купить дорогую безделушку, чтобы не было обид. Прошлой любовнице он подарил сапфировый гарнитур.
Таннис не желает слушать о прошлой любовнице. Но ей приходится.
- Ты умная девочка, и справишься. И да, я хотел бы дать тебе больше, - он вытирал ее щеки, и значит, Таннис все-таки плакала. - Думай не о нем. Он того не стоит.
- А о чем?
- О ребенке.
Ребенок жил внутри ее. Таннис пыталась представить этого ребенка, накрывала живот руками, сосредотачивалась, в полуяви, полубреду пробовала услышать, ведь если он и вправду есть, то…
Ничего.
Пусто.
- Кого бы ты хотела? Мальчика или девочку? - Войтех подал руку, помогая выбраться из кровати. - Наверное, девочка лучше.
- Чем?
- Тем, что будет похожа на тебя, - Войтех усаживает ее в кресло перед туалетным столиком. В зеркале, черном, пыльном зеркале отражается женщина с изможденным лицом. - Посмотри, до чего ты себя доводишь. Зачем, Таннис?
Он берет в руки гребень и сам расчесывает короткие ее волосы.
- Скажи, тебе здесь плохо?
Плохо.
- Тебя кто-нибудь обижает?
- Нет.
- Я забочусь о тебе так, как умею, Таннис. А все ограничения - временны… послушай, малявка, - в зеркале он не отражается. Тень за спиной. И эта тень бережно распутывает слипшиеся космы. - Я клянусь остатками своей души, что не причиню вреда ни тебе, ни твоему ребенку. Я постараюсь сделать все, чтобы ты была счастлива. Не захочешь жить со мной… отпущу.
147 
