159 
Тихо стало.
Звонко.
И отчетливо тянет сквозняком из приоткрытого окна. От запаха пыли свербит в носу, а ноги опять мерзнут, и Кейрен убирает их под одеяло.
- Молчишь?
Острый локоть впивается в ребра, почти попадая по затянувшейся было ссадине.
- Отпусти.
- Нет.
На шее Таннис выступает испарина, и на лбу, на впавших щеках. Она дышит глубоко, судорожно как-то и, почти задохнувшись, бьет по рукам, выгибается, борется зло, неумело…
- Таннис, Таннис, пожалуйста… прекрати, глупая… тебе плохо? Ну если легче станет, ударь… вот так, осторожней, себя не покалечь… ну вот, и давай вместе дышать? Помнишь, у нас получалось… а я вазу твою разбил…
- С кленовыми листьями? - она замирает.
- Ее.
- Ты…
- Я не специально. Задумался и локтем задел… там на столе почти не осталось места. Я, оказывается, совершенно не приспособлен к самостоятельной жизни. Ты не представляешь, что дома творится… ну и плакать зачем?
- Не знаю. Я теперь все время почти…
- Ты сильная женщина.
- Не хочу.
- Чего?
- Быть сильной женщиной, - она сидела, остервенело размазывая по щекам слезы, и щеки эти становились красны, полыхали болезненным румянцем. - Хочу быть слабой… и чтобы на руках… всю жизнь оставшуюся на руках…
- Хорошо, - легко согласился Кейрен, - если, конечно, не растолстеешь. А то беременные, знаешь какими толстыми бывают?
- Я?
- Нет, пока нет, но в ближайшей, как я понял, перспективе…
Она перестала плакать и кулаком ткнула в плечо.
- Издеваешься?
- Не думал даже. Выходи за меня замуж.
- Что?
- Замуж, говорю… в третий раз, между прочим, говорю, выходи… сейчас.
Кейрен встал и осмотрелся. Жаль, что в отличие от Полковника, он так и не прочел ни одного романа, теперь вот сказывался недостаток информации.
Таннис следила за ним, закутавшись в одеяло, сатиновый хвост которого поднимался над ее головой причудливым воротником. Из-под одеяла торчали худые ноги с квадратными резко очерченными коленями. Под левой - Кейрен помнил - шрам имелся, тонкий полукруглый, словно отпечаток худосочной луны.
Осмотревшись - комната была не сказать, чтобы велика - Кейрен решительно подошел к окну, прикрыл створки плотно. Из вазы вытащил полусухую розу - иных цветов в обозримой близости не было, и встав перед кроватью на колено, протянул цветок.
- Выходи за меня замуж. Пожалуйста.
- Это из-за…
- Нет, я еще раньше решил… а ты меня не услышала! Но теперь тебе точно придется, и выслушать, и вообще, - он чувствовал себя полным идиотом. - Я и кольцо купил. Давно уже.
- Давно? - она розу приняла, чтобы отложить в сторону.
- Ага, уже три дня как.
- И это давно?
- Три дня без тебя - вечность.
Стоять на полу было жестко и холодно.
- Оно дома осталось, потому что я подумал, что…
- Собака с кольцом будет выглядеть подозрительно?
- Именно.
Таннис улыбалась. И глаза ожили.
- Выйдешь?
- Выйду, - она откинула одеяло. - Иди сюда, а то замерзнешь, жених…
В этом была своя правда.
- Я тебе говорил, что жить без тебя не могу? - от нее пахло лишь ею, и еще немного - пыльной розой и Шеффолк-холлом. - А еще меня уволили… и я из дому ушел, но ты уже дала согласие. Так что все равно выйдешь.
- За бездомного и безработного?
- Именно.
- Выйду, конечно, - сухие исцарапанные губы коснулись щеки. - Ты бестолочь, Кейрен, но я тебя люблю… тебе не рассказать, как я тебя люблю.
Это хорошо. Только не понятно, зачем опять плакать?
- Я тебя вытащу, обещаю, - Кейрен собирал ее слезы, соленые и в то же время сладкие, терпкие, как вино, то, которое осталось в доме.
Их с Таннис доме.
- И мы уедем.
- К морю?
- Если хочешь, то к морю… Райдо нас примет, для начала у него поживем, а там как-нибудь устроимся. Присмотрим дом.
- На берегу?
- На берегу.
Она еще терла покрасневшие глаза. Слушала. Верила.
- Я найду работу… за перевалом людей не хватает. Точнее, не людей, но… там не важно, что я от рода отказался… я все-таки неплохой специалист… или свое дело открою. Буду розыском заниматься.
- И кого искать станешь?
- Да хоть комнатных собачек, лишь бы платили… а ты будешь варить свое варенье, из этой… как ее…
- Смородины?
- Именно, из смородины. Я тебе целый ящик гусиных перьев наточу, чтобы было чем косточки выковыривать, только, пожалуйста, не плачь.
159 
