Дверь отворилась почти беззвучно.
- Таннис? Ты не спишь? - тоненький старушечий голосок. И следом мягкое вкрадчивое:
- И что вы делаете здесь, тетушка.
Запах плесени и земли пробивается сквозь пыль. И ярость клокочет в горле.
…а ведь Кейрен Шеффолка не услышал. Старуху - да, а вот Шеффолка…
- Решила проведать нашу девочку.
- Ночью?
- Мне не спалось, - старуха всхлипнула и голос ее изменился, сделавшись дребезжащим, нервным. - Меня бессонница мучает!
- Примите капли. Помните, я принес вам капли?
- Да? - удивление почти искреннее. - Наверное, я забыла…
- Наверное, тетушка, - легко согласился Шеффолк. - Вы забыли… это бывает… хотите, я лично буду напоминать вам о каплях.
- Конечно, Освальд. Ты такой милый мальчик… а помнишь, мы вместе зал к Рождеству наряжали? И ты мне свечки подавал… ты был таким послушным…
- Как я могу забыть, тетушка. Но идемте, Таннис следует отдыхать…
Вновь шаркающие шаги, теперь старуха идет нарочито медленно, и Кейрен слышит обоих. А дверцы шкафа прогибаются.
- Сиди, - Таннис говорит очень тихо. - Освальд вернется, чтобы проверить…
Он и вправду возвращается, и ступает легко, беззвучно, но о появлении предупреждает запах. И Кейрен сжимает губы, запирая клокочущую в горле ярость.
- И тебе не спится? - от Освальда несет плесенью и подземельем, еще кровью, не свежей, но застарелой.
- Да… вот как-то…
- Не обращай на старуху внимания, она давным-давно свихнулась.
- Но ты ее терпишь?
Таннис отступает.
- Мама к ней привязалась…
- А ты почему не спишь? Дела?
- Дела, - охотно соглашается Освальд. - И милая, я предпочел бы, чтобы сегодня ты осталась у себя, хорошо?
- Хорошо.
- И даже не спросишь, почему?
- Не спрошу. Меньше знаешь… дольше живешь, верно?
- Прекрати, - его тон изменился. - Я же обещал, что не трону тебя. Просто потерпи. Все закончится и…
- Когда?
- Скоро, Таннис. Очень скоро.
Он замолкает.
Исчезает. И тишина воцаряется надолго, Кейрен слушает ее, уже не ушами, но кожей, нервную, лживую, готовую в любой миг рассыпаться, как сыплются под его прикосновением шубы.
- Выходи, - Таннис открывает двери. - Он ушел и… вернется, но позже. Гостей встречает.
- Каких?
- Откуда мне знать? Ты же слышал. Тех, которых мне показывать не станет…
А вот Кейрен просто-напросто обязан взглянуть на них.
- Тебя заперли?
- Нет. Отсюда все равно не сбежать.
Ее голос, ее потухший взгляд и страх, который вернулся, тревожили. И Кейрен обнял эту странную беспокойную женщину, сказав:
- Я тебя вытащу, слышишь?
- Конечно.
Таннис солгала, глядя ему в глаза, улыбаясь.
- Возвращайся в постель. Он прав, тебе следует отдохнуть, - Кейрен поцеловал поблекшие веснушки на ее щеках. - Вот так… и глаза закрывай.
Он сидел рядом, держал ее за руку, слушая и дыхание, которое становилось более спокойным, глубоким, и древний одичалый дом.
Обернувшись, Кейрен ткнулся носом в раскрытую ладонь: не стоит волноваться.
Дверь и вправду была не заперта.
А коридор - темен.
И путеводной нитью по нему протянулся плесневелый запах Освальда Шеффолка. Этот запах вел, заставляя держаться в тени, прислушиваться к ночным шорохам и скрипам, тяжелым вздохам где-то рядом, к урчанию труб и стону камня, который воевал с зимой.
Ветру.
Воде, что срываясь с острия каменной иглы, разбивалась о подоконник.
Тускло мерцали в нишах рыцарские доспехи, следили за Кейреном через щели забрал. Поворот.
Лестница.
Химеры. Снова рыцари, накренившиеся в проход. И секира с широким полулунным клинком опасно целит в Кейрена.
Копья. Арбалеты и щиты древние, выщербленные, а порой и вовсе расколотые. Гладкие шлемы и шлемы узорчатые, турнирные, украшенные рогами и плюмажами, эти вызывающе сияют свежей позолотой. Стяги. Знамена и пыльные гобелены…
…и след, который исчезает за двустворчатой дверью.
Личные покои герцога Шеффолка. И голос его, тихий, пожалуй, в человеческом обличье Кейрен не уловил бы ни слова.
- …дорогая, ты ведешь себя неразумно, - в этом голосе - бесконечное терпение. И мягкий укор. Забота.
- Я веду себя неразумно? - женщина пылает гневом. - Это ты притащил сюда свою шлюху! И носишься с нею, как…
- Прекрати.
- Почему? Я твоя жена, и разве не заслуживаю толики уважения?