Особенно,... 
126 
— Все умирают, — шептал Юго медведю, понимая, что не будет услышан. — Боль пройдет. После смерти. Любая боль проходит после смерти.
Он знает точно.
Нет, он не поднимал мертвецов и не преображал живое в неживое, как это делают хаотцы, но видел, как меняется выражение глаз человека в момент гибели.
Прежде ему нравилось убивать, касаясь плоти жертвы.
Нож.
Петля.
Или просто горло, которое легко сдавить.
Он пробовал если не все, то многое и в конечном счете отступил на расстояние выстрела. Не потому, что боялся быть пойманным, скорее уж люди утомляли настолько, что, даже убивая, хотелось держаться от них подальше.
— Мама, он мне не нравится! Он же старый совсем!
— И хорошо. Быстрее умрет.
Чудесная непосредственность. У женщины тяжелая нижняя челюсть и взгляд матерой волчицы. Такая не станет полагаться на судьбу и будет права. Юго нравились решительные.
— …ты посмотри, какая хорошенькая!
— …хорошенькая. — Седовласый лорд в камзоле, чьи рукава характерно лоснились, разглядывал дебютанток. — А толку-то? Жениться надо с умом…
— …я не хочу… не буду…
— Не реви. — Звук пощечины скрывает музыка. — Хочешь и будешь. Отец уже обо всем договорился…
— …да она дура…
— …зато с состоянием. Или ты думаешь, что мы до конца жизни будем твои долги выплачивать?
И они испоганили зиму вот этим?
Притворство улыбок. Гримасы счастья. Позы… торг, который продлится до рассвета. И позже, но уже за закрытыми дверями.
— …сколько вашей дочери?
— …ваше состояние и наш титул…
Чуму бы им… или сыграть на дудочке, но не колыбельную. Танец. До упада. До конвульсий. До смерти. И пальцы нырнули в рукав, коснувшись инструмента.
Юго остановился, споткнувшись взглядом о человека, которого не должно было быть.
Гийом де Монфор собственной персоной.
И как только решился покинуть укрытие? Стоит. Озирается. Ищет кого-то… или, напротив, желает избежать встречи. Кажется, он нервничает, но не уходит.
Зачем он здесь? Не по своей воле, определенно. И если так, то Кормак решил начать игру?
Юго подобрался поближе.
У него есть еще две недели, за которые, он подозревал, случится многое.
Глава 24
ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ
То, что вы называете любовью, — это немного неприлично, довольно смешно и очень приятно.
Часы на Круглой башне пробили полночь. Двенадцать ударов, каждый из которых проламывает морозную тишину ночи. Здесь все иначе, чем в зале, которого словно бы и нет. Разрисованные инеем стекла и седые стены отгораживают Тиссу от людей. И музыку запирают внутри.
Снаружи холодно, но Тисса скорее понимает это, нежели чувствует.
Она разучилась чувствовать.
И кажется, ей самой нужен клей из рыбьих костей и водорослей, тот, который подходит для тончайшего фарфора.
— …очаровательное платье. — Леди Амелия Андерфолл удивительно хороша собой. Наверняка многие сочтут ее столь же красивой, как леди Лоу. Тем более что леди Лоу не явилась на бал.
— Благодарю вас.
— Не стоит благодарности. Сколько оно стоило?
Тисса не знает. И ей странно, что леди Амелия позволяет себе задавать подобные вопросы. Тисса ведь не интересуется стоимостью ее наряда, который, признаться, выглядит слишком уж вызывающим. Нет, Тисса не вправе осуждать кого-то, и если леди Амелии дозволили надеть это платье, более того, никто не спешит отвернуться, выказывая презрение, то, стало быть, все в рамках приличий… но Тисса не представляла себя в чем-то подобном.
Слишком облегающем.
Слишком… прозрачном. Как будто леди Амелия позабыла надеть нижнюю сорочку.
— А где кольцо? Тебе не подарили или ты не надела? Ты понимаешь, что кольцо придется вернуть?
Кольца не было. Урфин о нем словно забыл, а Тисса не решалась напомнить.
— Чего вы от меня хотите? — Тисса заставила себя смотреть в глаза леди Андерфолл и улыбаться, потому что людей это злит. Но Амелия не спешила злиться, напротив, ответила с искренней улыбкой:
— Хочу, чтобы ты мне помогла, а потом исчезла. И папа это устроит. Ты знаешь, кто мой папа?
Глава Гербовой палаты.
126 
