— И… что вы думаете?
Урфин не ответил. Он оставил ноги Тиссы в покое и взялся за руки.
— Ты понимаешь, что могла умереть? Или ты этого и добивалась?
— Там… просто воздуха не было.
Не стало как-то и вдруг. И даже на балкончике Тисса не сразу смогла вдохнуть. А потом ей было страшно возвращаться.
— И… и вообще, что вам от меня надо?
Пожалеть? Она обойдется как-нибудь. У нее тоже гордость есть. Наверное. Где-то.
Урфин поднялся, неторопливо расстегнул сюртук, повесил его на подлокотник дивана и плащ сдернул. Холодно же! Но жаловаться Тисса не станет.
— Встань, радость моя. — Он сел к огромному неудовольствию дивана и, похлопав себя по ноге, велел: — А теперь садись. И не спорь, я сейчас не в настроении спорить.
Он вообще не в настроении. И отпустить не отпустит. Но хотя бы теплый… как печка, только лучше.
— В ванну бы тебя отправить. Потом в постель. А потом, как отогреешься, в угол. — Ворчит, но уже не зло. И плащом накрывает. — И я тебе говорил, что мне надо. Дом надо, чтобы можно было вернуться и забыть обо всей мерзости, которая творится снаружи. Тебя надо. Целиком. От макушки до пяток. И пятки тоже, они у тебя чудо как хороши.
Врет. Обыкновенные у Тиссы пятки. Круглые и розовые. А на левой шрам — когда-то давно на острую раковину наступила. Неделю потом хромала…
— Еще надо, чтобы ты мне дочку родила. Когда-нибудь потом. Можно и сына, но дочку лучше.
— Почему?
— Ну… сына придется воспитывать. Характер у меня скверный. И у него будет не легче. Станем ссориться. А дочку я буду баловать…
— Нельзя баловать детей.
— Можно. И нужно. Иначе вырастают вот такими, пугливыми, в себя не верящими.
Он гладит спину горячей рукой, и дрожь унимается. Еще холодно, но этот холод не опасен.
— Ну так как, согласна? А то у меня аргументы закончились. Во всяком случае, те, которые на словах. — Он дует на шею, и дыхание обжигает.
— А как же…
— Забудь.
— Но… если все так, как она сказала, то вам действительно следует… подумать.
— Вот в кого ты такая упертая, а?
В папу. Мама, во всяком случае, так утверждала, а дедушка говорил, что как раз-то характера папе и не хватает, иначе в жизни бы с мамой не связался. И Тисса в него, в деда пошла. Значит, с нее будет толк.
Наверное, он был бы разочарован.
— Да, Магнус меня усыновил. Я согласился на эту авантюру ради тебя, твоей сестры и еще Гавина. Детей, которые будут. Сейчас мне плевать на титул, но раз уж здесь без него не выжить, пусть будет. Я собирался тебе сказать сам…
…но не успел. И теперь все получилось не так, как должно было быть.
— И да, Андерфолл предложил мне свою дочь. А с ней деньги, связи и поддержку в Совете. Тисса, даже если бы не было тебя, я бы отказался. Меня однажды в жизни продали. И второго не будет.
Если прижать ладони к его груди, то они согреются быстрее.
— Ледышка. Больше так не делай, ладно?
— Не буду.
— Вот и умница. Знаешь, почему опасно брать деньги у ростовщика?
Потому что вернуть придется вдвое, а то и втрое. Так дедушка говорил. И Урфин с дедушкой согласился.
— Именно. Он предлагает поддержку, но на самом деле защищает собственные интересы. Каким бы честным ни был титул, но Андерфолл не забудет, кто я есть. И мне не позволит. Моя роль — озвучивать в Совете его пожелания. И следить, чтобы они исполнялись. Он заставит меня отрабатывать этот долг каждую минуту оставшейся жизни. Что до его дочери, то из маленьких стервочек вырастают большие и злобные стервы… стервы с возможностями.
Он замолчал, явно задумавшись о чем-то важном. И Тисса сидела тихо, боясь помешать этим мыслям.
— Ребенок… скажи, у многих женщин есть тени? Из тех, кто постоянно в замке обитает?
— У леди Лоу. Ингрид. Тианны. Сольвейг… наверное, почти у всех.
— Кроме тебя? Почему у тебя нет? Денег не хватило?
— Я… не знаю. Наверное. Я их только здесь увидела.
— И как?
— Очень страшно. — Первая встреча с тенью, кажется принадлежавшей леди Лоу, обернулась для Тиссы ночными кошмарами. В них она переставала быть собой, как будто кто-то вытаскивал душу, заполняя пустоту пухом, и вот Тисса больше не человек, но подушка. Пух был мягким, уютным, Тисса радовалась, что ей так хорошо, ничего больше не надо… а просыпалась с криком.