— Хорошо. То, что произошло вчера, недопустимо. Я потерял контроль над собой, и ты пострадала. — Райгрэ прижал палец к губам Торы. — Да, я знаю, что все могло быть гораздо хуже. На это и рассчитывали. Ему хотелось, чтобы я тебя искалечил. Или убил.
Но ведь все получилось иначе? Правда, дому очень сильно досталось… и кровати, кажется… и еще подушкам, пух которых летал по комнате.
— Я не умею просить прощения и пойму, если ты не захочешь меня больше видеть. Тогда я, как обещал, куплю тебе поместье. Или дом. Или что тебе самой захочется.
Хильда бы обрадовалась.
Поместье и дом — это свобода. И жизнь только для себя, без необходимости подстраиваться под чьи-то желания… разве это не чудесно?
— Ты не будешь ни в чем нуждаться. И присматривать стану, чтобы никто тебя не обидел…
Он замолчал и руку убрал, а вот ладонь Торы не выпустил.
Тот новый дом будет чужим, огромным и пустым. В нем поселятся совсем другие запахи, и среди них, многочисленных, не останется того, который нужен Торе.
— Мне обязательно уходить?
— Только если ты хочешь.
Она совсем не умеет ладить с собственными желаниями.
— А если нет?
— Тогда все будет немного иначе.
— Как?
— Потом расскажу. — Все-таки он был очень красивым… даже без чешуи. — Отдыхай, найденыш. Закрывай глаза и спи…
Тору подвинули, и она почему-то не удивилась, когда райгрэ лег рядом. Хорошо, что лег, ей спокойней, когда он здесь.
А Хильда назовет Тору идиоткой. Возможно, будет совершенно права. Ну и пускай… Когда-нибудь потом Торе придется уйти, но к этому времени она соберет достаточно воспоминаний, чтобы суметь выжить в новом доме.
— Вы… — Она вдруг вспомнила что-то важное. — Вы не сами изменились… от вас травой пахло… я знаю… Макэйо ее иногда жег, и… дым забирает разум. Он становился очень злым. И еще подолгу не отпускал, иногда до утра или дольше. Больно было.
Ему можно пожаловаться.
— Вчера тебе тоже было больно?
— Нет… вчера было иначе… странно, но хорошо. — В полусне легко разговаривать. Завтра Торе будет стыдно, но когда еще наступит завтра? — Только ты подушки все порвал… зачем?
— Не знаю.
— Я пух ловила… мы с братом подушками дрались… и пух летал… мама сердилась… выговаривала. — Девушка подавила зевок. — А мы не слушали… часто ее огорчали. И теперь ничего не исправить.
— Так случается. Делаешь что-то, а потом получается, что сделал не так. И действительно, ничего не исправить, сколько ни пытайся.
Тора поняла, что говорил он о себе. Наверное, райгрэ тоже совершил что-то, о чем очень сильно жалеет. Она погладила его по руке и, уже почти соскользнув в сон, пробормотала:
— Все будет хорошо…
— Конечно. Я очень постараюсь, чтобы все было хорошо.
Глава 28
ПЕРЕМЕНЫ
К полудню мы пересекли первую границу — выжженный дочерна вал, на котором, словно пряжка на ремне, выделялись стальные ворота. Они были открыты настежь, и стража, разомлевшая на солнце, придремала. Да и чего им бояться?
Ползут неторопливо обозы, идут люди, порой проносятся верховые, всяк занятые собственной службой, и время течет неторопливо, волочится за длинной тенью солнечных часов.
За валом начинался пригород. Грязные домишки взбирались на выжженный склон, грозя вскорости вовсе оседлать его. Городу было тесно, и вскоре окраины выплеснутся за кольцо вала, поползут по зелени полей. Командир, осмелев за время пути, — Оден не обращал на почетный караул внимания — криком расчищал дорогу. Улочки были узки, а дома стояли тесно, порой цепляясь друг за друга веревками, на которых сохло чье-то белье.
Лошади с благодарностью перешли на шаг.
— Уже почти. — Наклонившись, Оден поцеловал меня в макушку. — Устала?
— Ехать?
— Ну да… — Он хмыкнул. — Ехать лучше, чем идти.
Не знаю, согласился бы с ним наш вороной, но его и не спрашивали.
— Оден… откуда они вообще взялись? Ну почему так быстро?
Стража все еще поглядывала на меня с любопытством и опаской, явно не желая демонстрировать откровенный интерес. И если прежде их появление казалось мне чем-то само собой разумеющимся, то чем больше я думала, тем больше возникало вопросов.
— Староста сообщил.
Староста?