Особенно,... 
126 
Я враг.
Я недоразумение, с которым приходится мириться из-за чужого каприза.
Чтобы понять это, хватило одной прогулки по дому. Мне надоело сидеть взаперти, да и просто было интересно, ведь особняк стар, куда как старше наместника с его семейством, и выстроен был отнюдь не для псов. Под каменными панелями я пусть не сразу, но услышала живое сердце дома, и оно, почуяв во мне кровь альвов, позвало.
Ему так хотелось поговорить с кем-то.
А я просто любовалась… барельефами. Стеблями колонн, которые распускались тончайшими ветвями капителей. Зеркалами, что некогда вросли в стены. И молодыми еще, едва разменявшими сотню лет, чашами фонтанов. Вода шептала о корнях, которые глубоко уходили в плодородную почву Долины, до самой каменной подложки…
Мне было почти хорошо, однако взгляд — не хозяйки, кого-то из слуг, но высшего ранга, — пойманный в зеркале, разрушил очарование момента.
— Вам лучше будет вернуться, — холодно произнесла женщина в сером платье и губы поджала, словно сама необходимость разговаривать со мной унижала ее.
Я вернулась, спиной ощущая назойливый взгляд. За что они боялись? За ковры? За мебель? За столовое серебро? За то, что кто-то вдруг узнает обо мне… это же так неприлично. Нет, я не жалуюсь, но вечером Оден — по вечерам он уходит на час или на два, и становится совсем невыносимо — говорит:
— Пожалуйста, не выходи больше.
— Совсем?
— Без меня. — Он за спиной, всегда за спиной, потому что к лицу моему так и не привык. — Это чужой дом, Эйо…
И здесь свои правила, изменить которые Одену не под силу.
— Я не хочу, чтобы кто-то тебя оскорбил или причинил вред. — Он касается губами макушки. — Мне не нравится то, что здесь происходит. Повода для претензий нет, но предчувствие нехорошее.
— Тогда давай уйдем.
В дороге все вернется на круги своя. Точнее, я знаю, что по-прежнему уже не будет, но все равно хочется верить в лучшее.
— Не уверен, что нас отпустят. Эйо, сейчас послушай меня очень внимательно.
Слушаю. Стараюсь, во всяком случае. Если он еще шею поглаживать перестанет, то внимания прибавится в разы.
— Если вдруг что-то произойдет… например, ты останешься одна.
Здесь? Одна?
— …и кто-либо попытается тебе угрожать, не важно чем, скажи, что ты находишься под защитой дома Красного Золота. И под моей лично.
— А я нахожусь?
— Конечно. — Оден развернул меня и, приподняв подбородок, заглянул в глаза. — Ты моя радость.
Возможно. Только видеть меня он все еще не может, заставляет себя, ломает, но разве есть смысл в насилии? Он закрывает глаза и касается носом носа.
Смешной.
— Мое возвращение выглядит странно, и разведка не пройдет мимо. Тронуть тебя или меня они не посмеют. Но вот запугать попытаются. Просто не верь. Что бы тебе ни говорили — не верь.
Не верить?
Я умею. Меня хорошо учили.
— Методы у них не самые честные. Я не люблю разведку, но понимаю, что у них своя задача. И злиться на то, что они ее выполняют, глупо, как и на то, что используют все доступные средства.
Это какие же?
Хотя наивный вопрос, Эйо.
— Я не совсем верно выразился. — Оден не позволяет отстраниться. — Применить ко мне силу они могут исключительно с санкции короля. Задержать — это да. Изолировать. Угрожать… да и то угрожать таким, как я, чревато. Поэтому все сведется к словесным играм.
Что ж, за него я могу быть спокойна.
— И тебя тронуть не посмеют.
Мне бы его уверенность.
— Эйо, защита рода — это не мелочь. Любая причиненная тебе обида, реальная обида, — это оскорбление, которое нанесено самому роду. Они это знают. И я хочу, чтобы ты тоже поняла.
— Я понимаю.
— Надеюсь. Если вдруг что-то произойдет, просто жди. Никого не слушай и жди. Ладно?
Киваю. Я сделаю так, как он говорит, а сегодня у нас есть еще немного времени наедине друг с другом. Оден падает на спину, увлекая меня за собой. А платье — я здорово от платьев отвыкла — не желает ему уступать. Он не спешит, и я тоже.
Больше нет травы, неба, жаворонка, но в какой-то миг мне становится все равно.
Я даже примиряюсь с домом.
— Эйо…
— Что?
— Ничего. — Он целует спину. — Мне просто нравится, как звучит твое имя… Эйо…
А два дня спустя Оден уходит, он всегда уходит по вечерам — кофе, бильярд и новости, — я же остаюсь. Жду… и жду… и до рассвета — без Одена заснуть я неспособна. Уговариваю себя, что с ним все в порядке, что он задержался и непременно вернется.
126 
