– Лукас взрослый человек.
– Которому по-прежнему нужна поддержка семьи, и я – все, что у него осталось.
– У него есть и я, черт побери!
Она посмотрела на него извиняющимся взглядом и дотронулась до его руки. Рассерженный Джин позволил усадить себя на диван. Элис села рядом:
– Я знаю. Я не хотела отстранять тебя.
Джин заметно смягчился:
– Элис, Лукас уже не ребенок, но он по-прежнему попадает в заварушки. Он с остервенением усложняет себе жизнь, как только может. Пару месяцев назад он сбежал из тюрьмы. И взял в заложницы молодую женщину.
– Она до сих пор для меня загадка, – вставила Элис, имея в виду Эйслин Эндрюс. – Это так не похоже на Лукаса – вовлекать еще кого-то.
– Именно об этом я и говорю. Он сбежал из тюрьмы, поступил так, как считал нужным, не советуясь с нами. Почему ты должна зависеть от него в своем решении, выходить за меня замуж или нет? Он знает, как я к тебе отношусь. Может, если бы ты вышла за меня после моего первого предложения, он бы не вырос таким буйным.
На лице Элис отразилась боль.
Джин вздохнул:
– Прости, это был удар ниже пояса.
– У Лукаса и так хватало проблем, когда он взрослел. Богатый по меркам резервации отчим-англо стал бы еще одной, дополнительной.
– Я знаю, – уступил Джин. – Но ты много лет отказывалась от брака из-за Лукаса. Когда он вырос и уехал учиться, ты сказала, что не можешь дать согласие уже из-за своего отца. – Он сжал в руках ее ладони. – Ни та ни другая причина не выдерживали никакой критики. Это были безосновательные оправдания, которые теперь исчезли.
– Давай не будем ничего менять, а?
Он покачал головой:
– Нет, Элис. Я буду любить тебя до последнего вздоха, но я мужчина. Мне нужны полноценные отношения. – Он наклонился к ней и вполголоса произнес серьезным тоном: – Я знаю, почему ты боишься выйти за меня замуж.
Она уронила голову и глубоко вздохнула, словно ожидая приговора. Джин убрал с ее лица черные как смоль волосы и с сочувствием посмотрел на нее.
– Ты связываешь секс с положением жертвы. Клянусь, я никогда не причиню тебе боль, как кто-то причинил раньше.
Она подняла на него глаза, полные слез:
– Что ты имеешь в виду?
– Нам надо было завести этот разговор много лет назад, но я не хотел этого делать против твоего желания. – Он на мгновение умолк, а потом снова ринулся вперед. – Ты боишься снова полюбить мужчину, а особенно – англо.
Элис закусила губу, и он понял, что попал прямо в точку.
– Ты считаешь, что, сохраняя дистанцию, не позволишь другим причинить тебе боль.
Он поднес к губам ее руки.
– Клянусь, я никогда – никогда! – не сделаю тебе больно. – Он провел губами по костяшкам пальцев. – Ты же отлично знаешь, что ты свет моей жизни, разве нет? Я люблю тебя. Только разреши, и я буду холить и лелеять твое тело. Зачем мне причинять боль человеку, который является неотъемлемой частью меня самого?
– Джин, – прошептала она сквозь слезы и прислонилась к нему.
Он обнял ее и прижал к себе с пылкой страстью, которую приберегал для своей любимой женщины. Потом поцеловал долгим и глубоким поцелуем.
С трудом оторвавшись от нее, он снова спросил:
– Когда ты выйдешь за меня замуж?
– Когда Лукаса выпустят из тюрьмы.
Он нахмурился:
– Бог знает, когда его выпустят.
– Пожалуйста, Джин, подожди до этого. Он не простит, если мы поженимся без него. И мы ведь не хотим, чтобы он снова сбежал. – Она тихо засмеялась.
Он улыбнулся, признавая в ее словах рациональное зерно. Он был уверен, что Лукасу станет легче, когда его мать счастливо выйдет замуж. Но, получив от нее почти полное согласие, он решил, что не время спорить.
– Ладно. Но я ловлю тебя на слове. Как только Лукаса выпустят. И пока… – пробормотал он, пристально глядя ей в глаза.
– А пока…
– А пока пусть все будет по-прежнему. Я с нетерпением буду тебя ждать, Элис Грейвольф.
– Входите, мистер Грейвольф.
Лукас переступил порог кабинета начальника тюрьмы.
– Пожалуйста, закройте дверь и садитесь.
Начальник тюрьмы Диксон не стал подниматься из-за стола ради заключенного, но и высокомерия тоже не выразил. Он с интересом посмотрел на вошедшего.
Лукас прошел по комнате и плюхнулся на стул, указанный тюремным боссом. К удивлению Диксона, в его поведении не было ни малейших признаков покорности. Этот парень был далеко не трус, он вел себя как гордый и неустрашимый человек. Его серый холодный взгляд был почти неподвижен. Он смотрел на Диксона без малейших признаков сожаления или раскаяния. Смирение и почитание в нем тоже явно отсутствовали.