Лукас назвал цифры, которые произвели на Эйслин впечатление и удивили ее.
– То, что осталось после того, как жулье добралось до моего деда. На его земле был найден уран, но дед так и не получил ни гроша.
Желая избежать горячей темы о попрании прав индейцев – особенно учитывая, что она и так была на его стороне, – Эйслин спросила:
– Кого вы держите на ранчо? Крупный рогатый скот?
– Лошадей.
Эйслин на минуту задумалась:
– Лукас, я не понимаю. Почему твой дед умер в бедности, если у него было столько земли и табун лошадей?
Видимо, она попала в точку. Лукас напряженно глянул на нее:
– Джозеф был очень гордым. Он считал, что все надо делать согласно традициям.
– Другими словами, он не стал переходить на современные технологии.
– Что-то вроде этого, – пробормотал Лукас.
Эйслин покоряло, как он сразу вставал на защиту умершего деда, хотя, видимо, и не был согласен с тем, как тот вел дела.
Оставшуюся часть пути они проехали молча. Эйслин поняла, что они подъезжают, когда Лукас свернул с шоссе и, миновав ворота, выехал на грунтовую дорогу.
– Мы скоро приедем? – спросила она.
Тот кивнул.
– Не жди многого.
Однако Лукас сам удивился больше Эйслин, когда они наконец добрались до места.
– Что за черт? – пробормотал он, когда машина преодолела последний холм.
Эйслин оглядывалась, пытаясь охватить все сразу. Стараясь не вести себя как ребенок, впервые попавший в цирк, она опустила глаза и попыталась переварить увиденное.
Ранчо стояло меж двух невысоких холмов, по форме напоминавших подкову. С одной стороны плато располагался большой загон. Двое мужчин верхом вели через ворота небольшой табун лошадей. У склона притулился старый потрепанный амбар.
С другой стороны полукруглой стены холма стоял трейлер. Краска на нем облупилась, и выглядел он так, словно вот-вот развалится.
А посередине стоял дом, облицованный штукатуркой. По цвету он сливался с каменной стеной, которая поднималась за ним почти отвесно. Дом отлично вписывался в окружающую среду.
Вокруг него сновали люди. Мужчины перекрикивались, стук молотка эхом отдавался в каменных стенах. И непонятно откуда слышался пронзительный визг пил.
Лукас поставил машину на тормоз и вылез наружу. От группы рабочих отделился мужчина в ковбойской одежде. Он замахал руками и двинулся к ним. Коренастый мужчина был ниже Лукаса, и шел он вразвалочку, как человек, который много времени проводит в седле.
– Джонни, что, черт возьми, тут происходит? – набросился на него Лукас вместо приветствия.
– Мы достраиваем для тебя дом.
– Я собирался жить в трейлере, пока не соберу денег, чтобы его достроить.
– Значит, теперь тебе не придется этого делать, – ответствовал Джонни, весело поблескивая темно-карими глазами. – Привет, кстати говоря. Приятно снова видеть тебя здесь. – Он пожал Лукасу руку.
Но тот едва заметил это, он все еще не мог оторвать глаз от дома.
– Я не смогу с вами расплатиться.
– Ты уже расплатился.
– Что, черт побери, это значит? Моя мать знала об этом?
– Знала, но она обещала хранить молчание. Мы стали заниматься домом, как только узнали, когда именно тебя выпускают. Мы хотели закончить к твоему приезду. Спасибо, что добавил нам несколько дней.
Но тут Джонни отвлекся. Он открыто вытаращился на белокурую женщину, выбиравшуюся из машины. Она подошла и встала рядом с Лукасом, придерживая на плече ребенка. Головку малыша защищало от яркого солнца легкое одеяльце.
– Привет.
Лукас повернулся к Эйслин:
– Джонни Диринвотер [13]. Это моя… хм… жена.
– Я Эйслин. – Она протянула руку.
Джонни дружески пожал ее и сдернул с головы ковбойскую соломенную шляпу:
– Приятно познакомиться. Элис рассказала нам, что Лукас женился. Этот сукин… кот собирался хранить вас в секрете от своих друзей.
– Мама, наверное, позвонила вам сегодня утром.
– Именно. Она сказала, что ты только что направился сюда. Как я уже сказал, мы несколько недель работали над домом, но, узнав, что ты везешь с собой жену и ребенка, мы решили пошевелить… мм… задницами. Кстати говоря, почему бы нам не убраться с солнца?
Джонни отступил в сторону, предлагая Эйслин идти к дому впереди него. Направляясь туда, она чувствовала на себе взгляды других рабочих. Она рискнула им улыбнуться, и они заулыбались в ответ с разной степенью застенчивости и подозрительности.